Мобберы
Шрифт:
– По-моему, осматривать надо не постамент, а саму ступню, – заявил Дмитрий Владимирович. – Сказано: «Вскрой мраморную пяту».
– Терпение, Дима, терпение!
Семёнов подцепил пилкой камень и выковырнул его из постамента. Камень оказался половинчатым – отвалился только плоский овал, за которым обнаружилась шлифованная поверхность с отверстием посередине.
– Мы у цели! – негромко произнёс майор, и все сгрудились возле него.
Он взял железную ветку за цветок и втолкнул концом стебля в отверстие. Стебель встретил сопротивление, что-то мешало ему войти глубже. Семёнов надавил на
– Сейчас приедут полицаи и нам накостыляют, – сказал Хрофт, который в этот день был отчего-то настроен беспросветно.
Полицейские не приехали. Переулок был немноголюден, редкие прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на метаморфозы, происходившие с постаментом и привычной для филистерского глаза мраморной ножищей. Один лишь паренёк в надвинутой на нос кепке, проезжавший мимо на скейтборде, приостановился на углу и, полуобернувшись, стал смотреть, что будет.
Ступня встала почти вертикально и держалась только на пятке. Семёнов прикинул высоту до верхнего края постамента.
– Подсадите меня.
Тут вперёд вышел Хрофт. На нём была летняя безрукавка и белые шаровары, в которые он облачился после приключений в помпейском подземелье.
– Полезу я, – сказал он так категорично, что никто не стал спорить.
Хрофт скинул безрукавку, шаровары оставил. Дмитрий Владимирович подпихнул его руками, Хрофт взобрался на постамент и встал там с видом новозеландца Хиллари, покорившего Джомолунгму.
– Есть что-нибудь? – спросил снизу Семёнов.
– Счас поглядим.
Хрофт бросил взгляд на стоявшую торчком ступню – не навернётся ли? – и наклонился. Он походил на идолопоклонника в капище, отдающего почести своему божеству.
– Ну и?… – поторопил его Джим.
– Не нукай, я тебе не савраска. – Хрофт повозился под ступнёй, где, вероятно, имелось какое-то углубление, и, торжествуя, выпрямился. В руках он держал костяную коробочку величиной с полбуханки «Дарницкого».
– Это всё? – поинтересовался Джим.
– Всё.
– С сокровищами у масонов была напряжёнка…
Риту параметры коробочки тоже смутили. Она, конечно, не ожидала найти сто бочонков с дублонами, но масоны повели себя как-то чересчур сквалыжно. Могли бы и на две коробочки разориться.
– Если там бриллианты, – промолвил Семёнов, – да ещё в оправе… кхм!.. представляете, сколько это стоит?
От слов отца Рите стало легче. Он, как всегда, зрит в корень. Размер коробочки – ещё не показатель. Масоны, Волконская, Веневитинов, Пушкин, Воронцова не стали бы разводить такую катавасию из-за какой-нибудь муры. Что же в ней, в коробочке, которую, точно венецианскую вазу, бережно держит в руках Хрофт?
Труп истлел!
Сойдя с постамента на грешную землю, Хрофт протянул коробочку Рите:
– Замка нет. Открывай.
У Риты на мгновение зашлось сердце. Сейчас она узнает наконец тайну, которую пронесли через века розенкрейцеры и Зинаида Волконская, Веневитинов и Пушкин… Что там?
Она открыла коробочку. В ней лежал наполовину развернувшийся кожаный свиток.
Рита достала его и держала в руке, как вымпел.
– А бриллианты?…
– Пазволте! – неожиданно на ломаном русском произнёс профессор Тотти и взял у Риты свиток.
Он развернул свиток, с которого посыпались кусочки отставшей кожи. Посмотрел, похмыкал и начал вить бечеву длиннейшей речи. Дмитрий Владимирович эту бечеву немедленно подхватил.
– Время – вот кто самый отъявленный вандал. Аларих со своими вестготами, разграбившими Рим, – просто душка по сравнению с веками, которые уничтожают всё без разбора… Здесь был латинский текст, – профессор изучал написанное на свитке, как энтомолог изучает колонию открытых им жужелиц. – И текст редкостный. Правильнее выразиться, единичный.
– Что же там? – Рита была вне себя от нетерпения. – Если ещё одна инструкция по поиску клада, то я не выдержу…
– Путь кладоискателя тернист, – урезонил её синьор Тотти устами Суханова. – Но я могу вас успокоить: мы нашли то, что искали.
– Мы искали сокровища!
– С позиции масонов то, что я держу сейчас в руках, куда ценнее любого сокровища. Вы читаете по-латыни? Начальные слова можно разобрать.
– «Труп истлел»… Что это значит?
– Вы слышали легенду о гибели Хирама? У неё есть продолжение. Найдя захоронение убитого подмастерьями Хирама, мастера вернулись к Соломону и сообщили ему об этом. Соломон приказал принести тело своего строителя в храм. Но когда мастера откопали труп, оказалось, что он истлел. Они снова вернулись к повелителю и сказали ему: «Труп истлел!» Это восклицание стало паролем номер один для всех масонских мастеров. Его наличие на нашем свитке означает что-то очень и очень важное. Дальше разобрать нелегко, но я осмелюсь сделать вывод, что перед нами список паролей для всех действовавших на тот период масонских лож. Не только римских, но и всех, что существовали в мире, понимаете?
– И какая в нём ценность?
– Человек, владевший этими паролями, автоматически приобретал власть над ложами, все их члены обязаны были повиноваться ему. Учитывая, что мы говорим о первом веке нашей эры, то были, скорее, прамасонские ложи, но их и тогда уже было достаточно для того, чтобы, вместе взятые, они представляли собой силу, способную нанести сокрушительный удар.
– Удар по кому?
– По тому, на кого укажет человек, владеющий паролями. Теперь понимаете?
– Выходит… кхм!.. тот, кто сумел бы раздобыть этот свиток, имел право натравить всех масонов мира, на кого ему вздумается? – спросил майор Семёнов.
– В общих чертах так.
– Но составителей свитка и княгиню Волконскую разделяют восемнадцать столетий! Прамасонские, как вы говорите, ложи отжили своё…
– Масоны, как никто, привержены традициям. Розенкрейцеры – тем более. Они переняли от прамасонов не только символы – розу и крест, – но и многое другое. Поэтому более чем вероятно, что и указанные в свитке пароли оставались действующими – перешли по наследству к тем ложам, что были образованы на базе прамасонских… Волконская не стала бы придавать свитку такое значение, если бы знала, что он – пустышка.