Моцарт
Шрифт:
В Милосердии Тита,которое он тогда же написал для пражской Оперы, могучая и спокойная безмятежность музыки классицизма достигает грандиозного размаха, который вызывает ассоциации с музыкой Генделя и Баха, хотя почерк этого произведения совершенно нов. В совокупности творчества Моцарта Титпредставляет собой эквивалент ИфигенииГёте; я имею в виду особое качество классицизма, рождающееся из тех энергии и ясности, с какими скрытый романтизм чувства по-прежнему управляется волей духовного порядка, возвышенного равновесия. Во Франции мало знают это произведение, в котором Моцарт предстает во многом непохожим на те представления о нем, которые основаны на стремлении упростить сложные нюансы творчества этого гения. Титбыл вещью, написанной по случаю:Гвардазони, принявший на себя руководство пражским театром, заказал его композитору для празднеств по случаю коронации Леопольда II, которая должна была состояться 6 сентября 1790 года. У Моцарта было чуть больше месяца, чтобы написать оперу, сильно отличавшуюся от сочиненных ранее, а либретто, переделанное
Это произведение не имело ничего общего с Дон Жуаном;оно было слишком холодным, чтобы привести в восторг богемскую публику, которой были свойственны скорее романтические чувства и которая именно по этой причине так тепло принимала прежние сочинения Моцарта. Успех Милосердия Титабыл, если можно так выразиться, успехом уважения.Вольфганг не был этим удивлен, но все же страдал, так как Прага приучила его к бурным овациям, которых в тот вечер не было; может быть, их сдерживала сама торжественность церемонии, а возможно, и непривычная для произведений Моцарта классическая напряженность. Вольфганга утешила любовь его друзей Душеков, развеселила и успокоила радостная атмосфера Бертрамки. С террасы барочной виллы было видно, как извиваются улочки старой Праги, уставленные дворцами в стиле рококо и готическими церквами. Пики колоколен и башенки пронзали осенний туман, поднимавшийся над Влтавой. Царило беспечное, радостное настроение, и как всегда, когда его окружали красивые женщины и добрые друзья, чистое, детское сердце Моцарта радостно билось.
В том году он не задержался в столице Богемии. Хотя в Вене его ожидало скудное существование в доме, не оглашавшемся болтовней и песнями Констанцы, ему не терпелось возвратиться домой. Теперь, когда он покончил с этой римской оперой — какие же скучные люди все эти патриции, императоры, церемонные и чопорные сенаторы! — он возвращался к проекту, который с некоторых пор наполнял его тем самым чувством радостной тревоги, какое он испытывал всякий раз, когда в нем зрел новый шедевр. Возникало много сомнений по поводу своеобразного сюжета феерии, который принес ему директор Theater auf der Wiedenковарный Шиканедер, чтобы возбудить воображение. Экстравагантный сюжет, порожденный разумом экстравагантного Шиканедера…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Иоганн Йозеф Шиканедер, который позднее сменит два свои имени на Эмануэль, родился в Штраубинге в 1751 году в бедной семье, впавшей в нищету, когда умер его отец, что случилось всего через несколько лет после рождения «отца» Волшебной флейты.Мать Шиканедера завела небольшую торговлю свечами и другими церковными предметами в лавочке возле собора. Дети унаследовали музыкальные таланты отца: старший, Урбан, поступил валторнистом в оркестр епископа Фрайзингского, второй сын, Иоганн Йозеф, окончил коллеж, где его научили основам латинского и греческого языков, чем он всегда гордился. Свой вклад в семейный бюджет он вносил, играя по воскресеньям на скрипке на ярмарках и крестьянских свадьбах. Он с таким удовольствием предавался этому занятию, что позднее вместе с двумя товарищами избрал опасную профессию бродячего музыканта, ночуя то у добрых людей, гостеприимно предоставлявших им свой кров, а то и под звездным небом. Годы кочевой юности позднее вдохновили его на создание либретто, в котором он описал тяготы и радости этого бродячего существования, назвав его Радостная нищета.
Нужно быть очень юным, чтобы с легким сердцем переносить нищету. Пресытившись этим веселым приключением, Шиканедер поставил перед собой цель посвятить себя профессии, требовавшей меньше фантазии, но и меньше связанной с лишениями и невзгодами. Во время одного из своих скитаний он завязал дружбу с труппой таких же бродячих актеров. В ту эпоху в Германии почти все театры переезжали с места на место. В первой части своего Вильгельма МейстераГёте описал, как такие бродячие актеры кочевали по дорогам, останавливались в городах или деревнях, а затем снова отправлялись в путь навстречу новой удаче. Это было одновременно и привлекательно, и убого. К тому же общество относилось к актерам с изрядным презрением; при этом наибольшей симпатией пользовались бродячие акробаты и дрессировщики медведей. Шиканедер поставил свой талант музыканта на службу одной из таких трупп. Открыв в себе актерское дарование, он вскоре стал одной из «звезд» труппы Андреаса Шопфа, где блистал в ролях юного премьера, что не мешало ему петь в зингшпилях и операх — репертуар бродячих трупп был чрезвычайно богат и разнообразен, — сочинять комедии и либретто, а в случае необходимости — помогать машинистам сцены.
В таких кочевых сообществах, из которых в конце концов родится немецкий национальный театр, о чем мечтали Гёте и Лессинг, встречались превосходные актеры. Условия работы требовали, чтобы они могли играть самые разные роли — в комедиях и трагедиях, в оперетте и опере, — и это способствовало формированию богато одаренных, незаурядных личностей. Они играли Шекспира, Лессинга
Прошедшему школу директора Мозера Шиканедеру захотелось стать хозяином собственной труппы. Он отделился от Мозера и отправился на поиски удачи. Риск был велик; он должен был кормить компанию из двадцати девяти актеров и двадцати двух танцоров. Пьесы менялись почти ежедневно. К своим обычным амплуа Шиканедер добавил благородного отца, героя и крестьянина. Он обладал воистину артистической натурой, позволявшей ему играть любые роли, и именно этот дар перевоплощения сделал из него великого актера. В Мюнхене его ожидал оглушительный успех, о котором писали газеты: публика вынудила его бисировать весь последний акт.
Чередуя водевиль с трагедией, оперу с мелодрамой — в соответствии с изменчивыми вкусами публики, которую следовало заинтриговывать постоянными переменами, — Шиканедер вводил новации в мизансцены, которые призваны были усиливать восхищение и увеличивать наслаждение зрителей. Создатель пьес большой зрелищности, причем не в феерическом стиле XVII и начала XVIII века с Галли Биббиена и Бурначчини, а в духе реализма, о котором уже заявил Свободный театр,Шиканедер задумал поставить драму Мёллера периода «Бури и натиска» Граф фон Вальтрон,добавив к маршировке войск и батальным сценам, которые были в сюжете, музыкальное сопровождение в виде фанфар. Он поставил спектакль настолько изобретательно, что порой казалось, будто музыка доносится издалека, потом внезапно она раздавалась прямо за занавесом, заставляя зрителей вздрагивать и создавая ту атмосферу ужаса и тревоги, которая отвечала довольно «черной» пьесе Мёллера. Ободренный триумфальным успехом, Шиканедер придавал все большее значение постановке пьес. Будучи очень взыскателен к тексту, который всегда или почти всегда получал от самых крупных драматургов — как и Гёте, он исповедовал культ Шекспира, — он усиливал и внешние эффекты, призванные поразить публику. Своей деятельностью он, несомненно, оказал значительное влияние на развитие романтизма. Бравируя отлучением от церкви, которому был подвергнут, когда поставил драму Мартина Мёллера периода «Бури и натиска» Юный Зигварт,он, опираясь на свой авторитет и свой талант, навязывал публике самые дерзкие произведения. Теперь у Шиканедера были слава и деньги. Он разъезжал в карете, ходил в обуви с красными каблуками, носил шелковые чулки, позолоченную серебряную шпагу и шляпу с перьями и слыл кумиром восхищенных зрителей Штутгарта, Ротенбурга, Линца, Мюнхена, Нюрнберга, Нойбурга — во всех городах, куда его увлекал темперамент кочевника, ему удавалось обрести восторженных слушателей, чьи аплодисменты пьянили его.
Когда 17 сентября 1780 года он обосновался в Зальцбурге, семья Моцарта сразу же присоединилась к самым пламенным почитателям Шиканедера. Чтобы ответить на благосклонность, которую проявил к нему князь-архиепископ, позволив остановиться на полгода в его епископальном городе, Шиканедер поставил для зальцбуржцев лучшие пьесы своего репертуара: драму Лейзевица Юлиус из Тарента,которая была одним из шедевров периода Бури и натиска, Севильского цирюльникаБомарше, для которого композитор Бенда, чьи оперы Ариадна на Наксосеи Медеятакже были поставлены здесь Шиканедером, написал прекрасную партитуру, Агнессу БернауэровуТёрринга, Короля Лираи комедию Лодка, автором которой был он сам. Самый большой успех ему принесла драма Тёрринга, в которой он был и актером, и постановщиком. Зрители съезжались изо всех окрестных городов. Многим не удавалось попасть в театр из-за отсутствия свободных мест. Больше всего аплодировали, разумеется, в самых реалистичных местах, и сопереживание зрителей было так велико, что актера Веллершенка, игравшего предателя, постоянно оскорбляли на улицах города и даже чуть не убили в каком-то ресторане. Сцена, в которой Агнес бросается в воду с моста и тонет, каждый вечер вызывала протесты большой части публики, кричавшей: «Спасите ее!.. Лучше утопите Вицедома!» Вицедом был предателем, которого играл тот самый Веллершенк. Чтобы удовлетворить этих сумасшедших, Шиканедер в один из вечеров объявил, что на этот раз, в виде исключения, будет балансировать на перилах моста и утонет… Вицедом, за что зрители его горячо благодарили.
Вскоре после приезда в Зальцбург Шиканедер завязал дружбу с такими постоянными посетителями театра, какими были Моцарты. Он знал о Леопольде по его репутации. В знак уважения он обеспечил ему бесплатный вход в театр на всю семью по первой же его просьбе. В благодарность Моцарты пригласили его к себе, и он стал завсегдатаем их дома. Страстный любитель театра, Вольфганг понимал, что многому может научиться у такого превосходного актера, как Шиканедер. Он высоко ценил его пьесы и либретто зингшпилей: тот не был выдающимся поэтом, но талантливо сочинял театральные диалоги, а также был достаточно хорошим музыкантом, чтобы подбирать слова, которые поддерживали бы арию или речитатив. Оба бонвиваны, весельчаки, любители простых, порой ребяческих удовольствий, Моцарт и Шиканедер прекрасно понимали друг друга, и совершенно естественно, что им захотелось вместе работать.