Мода в саване
Шрифт:
Аманда принялась искать свою сумку, а Кэмпион вышел в холл. В дверях он остановился. Джорджия стояла спиной к нему и смотрела на лестницу.
— Я сейчас, — бросила она Деллу через плечо. — Иди пока что в повозку.
Кэмпион решил, что не стоит уходить одновременно с ними, и по-прежнему оставался в дверях гостиной, когда по лестнице торопливо сбежала Вэл с какой-то коробочкой в руках.
— Осталась только одна, — сказала она. — Знаешь, как принимать? Раствори в воде и выпей залпом.
— Спасибо, дорогая, ты мне просто спасла жизнь, — ответила Джорджия и взяла коробочку, не глядя на Вэл. — Я побегу. Он меня ждет у порога, словно собачка. Спасибо большое.
Она
Она вздрогнула, издала какой-то невнятный звук и бросилась обратно. Кэмпион удивился и, вопреки здравому смыслу, забеспокоился. Он уже хотел было побежать за сестрой — и, послушайся он себя, события пошли бы совсем другим путем, — но в этот момент в холл снова вошла Джорджия.
— Где Гайоги? — спросила она, буквально светясь от радости. — Дорогой, он вернулся! Рэймонд нашелся. Совершенно не в себе, видимо, пил всю ночь, как последняя свинья. Сразу пошел к себе. Сказал, что часик поспит. Пусть спит, правда? Он же должен сегодня улететь. Даже если это будет последнее, что он сегодня сделает.
Глава 10
Обед, данный Аланом Деллом в честь отправления на Уланги в зале «Дега» «Цезарева двора», проходил в неформальной обстановке. Если не считать выступления Таузера, небольшой речи, произнесенной Деллом, а также высказываний глав различных отделов «Аландела» и нескольких слов, которые промямлил пилот, все было исключительно неформально. Несмотря на величественный самолет из цветов на ледяном постаменте, который возвышался в центре подковообразного стола, а также заботливо припасенные Гайоги позолоченные сувениры и улангийские груши — омерзительные фрукты, с большим трудом привезенные в Англию и поданные к столу милосердно утопленными в кирше, что несколько приглушило их невыносимый запах, — атмосфера была теплой и дружественной.
Гармонию нарушало только отсутствие Рэмиллиса. Этому было предложено множество причин — как вслух, так и шепотом.
Таузер — самодовольный и старомодный политик, в котором природное прямодушие так неудачно сочеталось со стремлением выглядеть как можно более прямым и честным, что все автоматически (и совершенно ошибочно) подозревали его в неискренности, — с утомительными подробностями изложил свою версию причин отсутствия Рэмиллиса. В этой истории некие больные родственники испускали дух в дальних уголках острова, совершались далекие путешествия, и изнуренный, но благородный Рэмиллис из последних сил стремился к семейному очагу, где любящая жена убеждала его отдохнуть, прежде чем подвергнуть себя очередному испытанию в виде героического перелета.
К несчастью, эта речь произвела на публику даже худшее впечатление, чем подлинное положение вещей. К тому моменту как благородный оратор сменил тему, все были убеждены, что сэра Рэймонда в стельку пьяным принесли на полицейских носилках, а сейчас он лежит без сознания на полу в парикмахерской. Пилот и штурман переглянулись и философски пожали плечами. Это были жилистые юноши с ясным и равнодушным взглядом, присущим новой, совершенно удивительной породе людей, выведенной то ли из воздуха, то ли исключительно для пребывания в воздухе. Главное, чтобы их груз не впадал в буйство, — остальное им было безразлично.
Любящая жена сэра Рэмиллиса, которая прекрасно чувствовала себя на почетном месте между министром и хозяином вечера, с подобающей кротостью отнеслась к выходке мужа, и обед проходил весьма удачно. Все были крайне любезны с единственным сомнительным элементом — скучающей, но подозрительной прессой.
Мистера
Сейчас Рэмиллис спокойно отсыпался у себя, и Кэмпион временно оказался не у дел. Как это случается с профессионалами, выполняющими на досуге некую работу из дружеских соображений, он чувствовал, что находится в невыгодном положении. Дружба порой стесняет нас, а просьбы, апеллирующие к ней, часто бывают неразумными. Насколько Кэмпион понимал, все вокруг ожидали, что он предотвратит некий удар. Однако же, глядя на происходящее, он терялся в догадках: что стало причиной такого беспокойства? Средоточием всеобщей тревоги был Рэмиллис. Все, очевидно, ожидали, что он выкинет нечто шокирующее, или ужасное, или шокирующее и ужасное одновременно. Пока что, как казалось Кэмпиону, он вел себя подобно избалованному студенту с дурными наклонностями. Но ни Вэл, ни Гайоги нельзя было назвать нервными или неопытными. Кэмпион напомнил себе, что довольно плохо знает всех этих расфуфыренных, капризных людей. Все они были изрядными эксгибиционистами и посвящали массу времени выставлению себя в наилучшем свете, поэтому общение с ними напоминало поход в театр — к концу вечера все актеры кажутся тебе старыми знакомыми, но в глубине души ты понимаешь, что после десяти минут за кулисами они вновь станут теми же незнакомцами, что и прежде. Кэмпион решил прогуляться и взглянуть на пациента.
Отыскав спальню, он уже собирался постучать в дверь, как вдруг та сама приоткрылась дюймов на шесть. Продолжения, однако, не последовало. Кэмпион заколебался. Самостоятельно открывающаяся дверь — одно из самых обескураживающих явлений. В этот момент в щели показался глаз.
— Кэмпион.
— Да.
— Входите. Остальные еще едят? Ну что же вы, входите.
Высокий голос Рэмиллиса звучал не так пронзительно, как обычно, но в нем по-прежнему улавливались высокомерные ноты. Кэмпион вошел в комнату, свет в которую проникал только через щель между неплотно задернутыми занавесками. Дверь за ним закрылась. Темная фигура положила ему на плечо нетвердую руку.
— Я сейчас отнесу свои вещи в самолет, — сообщил Рэмиллис непривычно доверительным тоном. Он явно был возбужден. — Я мало с собой беру. Там все цепляются к весу, потому что у нас с собой будет куча запасного топлива. Мой слуга едет туда морем и поездом, как подобает христианину, а я не хочу, чтобы чертовы местные служки копались в моих вещах. Вполне естественно, правда же?
Вопрос прозвучал подозрительно и тревожно, что послужило очередным подтверждением диагноза. Кэмпион поспешил успокоить Рэмиллиса, и тот захихикал. В полутемной комнате хихиканье звучало очень неприятно, и Кэмпион вновь вспомнил, что этот человек ему никогда не нравился.
— Пойду сам разбираться, — хрипло продолжал Рэмиллис. — Хотите со мной? Последите за весами и будете свидетелем, что я не беру с собой ружье. Мне уже всю плешь насчет него проели. Тошнит просто. Пойдемте. Я собирался подыскать кого-нибудь постороннего, но вы даже лучше подойдете.
Кэмпион отцепил от себя его пальцы.
— Как пожелаете, — беспечно произнес он. — Все в порядке? Мне казалось, вы плохо себя чувствовали.
— Я был пьян! Боже, как я был пьян! — Рэмиллис произнес эти слова, как бы восхищаясь собственными возможностями. — Но сейчас я уже трезвею. Это омерзительно, но скоро пройдет. Меня ничто не берет надолго. И вообще, у меня дела. Надо кое-что сделать. Когда у меня дела, у меня сразу все проходит. Как и не было.