Модель инженера Драницина
Шрифт:
— Но-но, не лезь, это вам не постоялый двор.
Все трое растерянно смотрят на вагон и на груду багажа.
А дежурный выкрикивает.
— Поезд номер семьдесят восемь, отправление через пять минут.
Над фронтоном вокзала висит белый круг циферблата. Стрелки показывают без пяти восемь.
Женщина постарше подходит к проводнику и что-то шепчет ему на ухо.
Проводник слушает рассеянно. Наконец машет рукой и роняет:
— Ну ладно уж, лезьте.
Он отходит в сторону и, пряча в карман пятирублевку, бормочет, презрительно
— Эх, бескультурность наша.
Пассажирки бестолково лезут в вагон.
Через минуту ударяет колокол, раздается пронзительный свисток и поезд медленно отходит. Женщины раскладывают багаж.
— Откуда вы, тетя, едете? — осведомляется пожилой мужчина, макая сахар в чай.
— А из Тулы.
— А зачем в Тулу ездили?
Тетя Паша, так зовут женщину постарше, тщательно рассовывает вещи по углам.
— Да вот детишкам кой-чего из одежонки прикупить надо было. Ну и поехали.
— А много, должно быть, у вас детишек, — раздается сверху хрипловатый голос.
Тетя Паша испуганно озирается. С верхней полки свешивается всклокоченная голова и искоса смотрит на открытый чемодан, в котором лежит пара новеньких с иголочки костюмов, а под ним рядами уложены груши.
Тетя Паша торопливо захлопывает крышку чемодана и толкает чемодан под полку. А он, как назло, не лезет.
Пассажир, не дождавшись ответа, вытягивается на полке.
Он лежит, не слезая, второй день. Вчера ночью у него украли чемодан и деньги и теперь он почти ничего не ест и целый день валяется, подложив под голову старую помятую кепку.
Тетя Паша, кое-как растолкав вещи, сооружает из остатков некое подобие постели и, закрыв лицо грязной тряпкой, ложится отдохнуть.
Вечером женщины достали из мешка черствый, очевидно, еще домашний, хлеб и сели пить чай.
— Послушайте, — свесился с верхней полки пассажир. — Это же черт знает что такое. У вас из корзины какая-то гадость течет и прямо мне на подушку, — и он возмущенно машет кепкой.
Тетя Паша поджимает губы и, аккуратно положив на блюдце огрызок сахара, лезет наверх.
— Сливы, видать, потекли, — шепчет она, доставая корзину, аккуратно обшитую синей холстиной.
— Детишкам везем, — виновато говорит она пассажиру.
Тот сердито хмыкает и, ворча что-то под нос, переворачивается на другой бок, и долго слышит он сквозь сон, как старуха соседка наставительно говорит тете Паше:
— Она слива ягода нежная. Она покой любит. Ты ее, девонька, перебери и которая помягче — на пирог отложь.
Поздно вечером в вагоне начались разговоры. Одуревшие от скуки пассажиры рассказывали невероятные истории о кражах и убийствах, делились сведениями о том, где, что и сколько стоит.
Не принимал участие в разговоре только хмурый пассажир. Ему хотелось есть, но наконец и он слез с полки и сел против тети Паши.
— У меня тоже, знаете, случай был, — неожиданно обратился он к пожилому мужчине, взглядывая искоса на тетю Пашу. Ехали мы в передний путь, села к нам в вагон женщина одна. Вещей у нее не пересчитаешь. Ну, вроде, как у вас, — вскользь обратился он к тете Паше.
— Ну, едем день, другой, все чинно-благородно. И вдруг, представьте себе, приходит старший, усатый такой, вид строгий и говорит так внушительно. Вы, говорит, гражданка, ничто иное как спекулянтка и я, говорит, должен вас оштрафовать.
— И оштрафовал?— раздается испуганный голос женщины помоложе.
Тетя Паша поджимает тонкие губы и сердито взглядывает на соседку.
— В лучшем случае, — сказал он таким тоном, точно сообщил невесть какую приятную новость.
— Перевесили, знаете, у этой гражданки вещи, и оказалось у ней излишка шестьдесят килограмм и три четверти. Так за каждое кило с нее по пять рублей сорок копеек взяли.
Тетя Паша бледнеет.
— Это, значит, больше трех сотен потянуло, — задумчиво говорит пожилой пассажир.
— Бывает, вот, знаете...
Разговор идет по новому руслу. Рассказы о штрафах и задержаниях так и цепляются один за другим.
— А так им и надо, — сердито говорит хмурый пассажир. — Мне, знаете, их ничуть не жаль.
Пауза.
— Уф, пить что-то хочется, — говорит пассажир. — Позвольте у вас стаканчиком чаю попользоваться, — обращается он к тете Паше.
Та пододвигает к нему чайник и, перекинувшись взглядом с соседкой, нехотя предлагает пассажиру хлеб и помидор.
— Не откажусь, — весело похохатывает пассажир, — не откажусь. Помидоры я уважаю. Очень, знаете ли, полезный плод, — и он ловко берет самый крупный помидор, другой, третий. Хвалит помидоры и поругивает хлеб. Наевшись, пассажир лезет наверх и сладко засыпает.
Поздно вечером, когда все уснули, тетя Паша с двумя женщинами выходит на площадку, и они о чем-то долго шепчутся.
— Шпиен это, не иначе как шпиен.
Назавтра в двенадцать часов должна быть станция Луки. Замечательна она дешевым репчатым луком.
Тетя Паша рано утром, отобрав в мешок десятков пять яблок, опасливо поглядывая на подозрительного пассажира, на цыпочках идет из вагона.
— Ежели взять по гривеннику за яблоко, — шепчет она, — это десять целковых, вязок восемь, а то и десять куплю.
Поезд медленно подходит к Энску — это последняя крупная станция перед Луками.
Тетя Паша бежит к лоткам и становится в ряд с торговками.
— Вот яблок, кому яблок, — выкликает она.
— Продажей занялись, — раздается знакомый голос. Руки у тети Паши деревенеют. Перед ней знакомая щуплая фигура и кудлатая голова пассажира.
— А хорошие у вас яблоки, — говорит он и выбирает самое крупное.
— Что стоит?
— Двадцать копеек, — бормочет тетя Паша.
— А ведь недорого, — говорит пассажир и спокойно подносит яблоко ко рту. — Ну торгуйте, торгуйте, мешать не буду. Только осторожней, не попадитесь, — и он отходит прочь.