Модель событий

Лукас Ольга

— Прекрасно. Я даже укладываюсь в график, — удовлетворённо произнёс Константин Петрович и перешёл к следующему пункту плана — котлете на ужин.

Наташа и Лёва шли по берегу Невы. Лёд недовольно урчал и ворочался в своей берлоге, но с места не двигался. Лёва уверенно заявил, что в воскресенье начнётся ледоход и он решительно настроен собрать горожан полюбоваться этим зрелищем. Нужно только выбрать самое удобное место, ведь наблюдать за движением льдин по Неве можно бесконечно.

— Когда хочешь завести

новую традицию — действовать надо сразу, чуть только идея стукнет тебе в голову. Не то найдутся другие умники, которые к тому же захотят извлечь из этой идеи выгоду, — заявил он. — Вот мы-то с тобой от чистого сердца хотим сделать подарок людям, верно? А стоит только об этом прознать каким-нибудь акулам капитализма — и всё! Оцепят все набережные и будут брать деньги за счастье полюбоваться сходом льдин, и превратят честный ледоход в рекламную кампанию нового продукта.

— Вот, посмотри, хорошее место, — перебила его Наташа. — А ты уверен, что кто-нибудь, кроме нас, придёт смотреть на ледоход? И где гарантия, что он начнётся именно в воскресенье?

— Придут, придут! Я уже запустил эту идею в Интернет и дёрнул всех толковых журналистов. Каждому обещал эксклюзив. Придётся как-то выкручиваться.

У Лёвы в кармане затрезвонил мобильный телефон.

— Алё, Игорь? Всё в силе, да. Я тебе вечером место и время скину. Держись.

— Опять журналисты? — улыбнулась Наташа.

— Пятый канал прорезался. Теперь нельзя отступать.

— И что же ты им всем наговорил?

— Что Пётр Первый любил смотреть на ледоход и от этого успокаивался. И что потом Екатерина Вторая хотела ввести такой обычай, но тут появился Пугачёв и отвлёк её. Потом о начале хрущёвской оттепели. Якобы Хрущёв приехал в Ленинград, встал на берегу, понаблюдал за ледоходом и подумал: а не пора ли оттепель нам учредить?

— И тебе поверили? Зачем ты только всё это придумал?

— Не знаю. Захотел сделать тебе подарок. Сперва хотел звезду с неба достать, но потом подумал: звёзд так много, они такие одинаковые, люди так часто дарят друг другу звёзды, а ещё чаще обещают их подарить, что это уже стало традицией. И тогда я решил создать новую традицию. И посвятить её тебе.

Лёву снова отвлёк звонок мобильного.

— Да-да, я тебе сегодня вечером точно скажу, где это будет. Никому ни слова. Чао.

— Хорошую штуку ты придумал, — сказала Наташа. — Может быть, именно во время ледохода я встречу того, кого жду.

— Может быть, ты уже его встретила. Хватит бегать по кругу: от того, кто нас любит, к тому, кого любим мы. Надо разорвать этот хоровод, повернуться лицом к тому, кто любит нас, и попробовать полюбить его в ответ.

— Скоро начнётся ледоход. Обычно лёд двигается по течению, только вперёд. Если льдина остановится и повернётся лицом к той, которая бежит следом, будет затор, начнется наводнение.

— И город наводнит любовь.

— Расскажи об этом Евгению и Медному всаднику.

Лёвин телефон снова застрекотал, требуя внимания.

— Здорово, Евгений.

Ты где сейчас? В Питере? Возле Медного всадника? Слушай, мне нужно срочно с тобой поговорить! Стой там и никуда не уходи.

Лёва убрал телефон в карман, схватил Наташу за руку:

— Бежим скорее! Евгений с Медным всадником ждать не будут!

— Ты Петра Первого, случайно, не пригласил? — еле поспевая за ним, выкрикнула Наташа.

У Лёвы снова зазвонил телефон. — Алё, Пётр, это ты? Как, уже на Первый перебрался? Рад слышать. Хочу пригласить тебя на одну тусовку...

Дмитрий Олегович шагал по Невскому проспекту в сторону Московского вокзала, любовался огнями вечернего города, вдыхал свежий тёплый весенний воздух. Он сумеет договориться с проводником — не впервой — и доедет до Москвы. А там устроится, зацепится и будет жить, просто жить. Коля и Миша — неповоротливые и негибкие неудачники, не сумевшие выгодно использовать своё изгнание. Он не повторит их ошибки.

— А кто это у нас тут в изгнанники собрался? — остановил его ворчливый, прокуренный голос, спутать который невозможно было ни с каким другим.

Цепочка на шее стала тяжёлой и горячей. Ингвар Эрикссон собственной персоной обогнал ученика и преградил ему путь.

— Ты мне ещё пригодишься! — заявил он. — Поворачивай, вон наша маршрутка, останови её, и поехали.

— Хозяин, у меня денег нет.

— Пошарь в карманах.

Уже совсем стемнело. Промчавшись по Невскому, свернув на Васильевский остров, поплутав в каких-то дворах и высадив всех пассажиров, кроме Дмитрия Олеговича и невидимого Эрикссона, маршрутка направилась в сторону Приморской.

«На Смоленское кладбище везёт меня. Там он меня и закопает», — подумал Дмитрий Олегович.

— Конечная! Выходите! — окликнул его водитель.

Он вернулся в реальный мир. Маршрутка остановилась в чистом поле. Вдали, освещённые тусклым фонарём, высились ограждённые забором развалины.

Дмитрий Олегович послушно вышел на улицу, и маршрутка умчалась прочь из этих безлюдных мест.

— Ну, топай за мной, — приказал Эрикссон.

Они подошли к забору, выкрашенному синей краской, Эрикссон сдвинул в сторону ничем не отличающуюся от прочих секцию, пропустил ученика внутрь.

— Это бесконечная стройка, — непонятно пояснил он и зашагал дальше.

Первый этаж огромного здания был отстроен почти целиком. За остальные не брались, видимо, очень давно . По сравнению с забором, постройка казалась древней.

Они вошли в здание, спустились вниз по щербатой лестнице, повернули налево — и оказались в знакомом коридоре.

— Добро пожаловать в родную камеру, — осклабился Эрикссон, распахивая дверь перед своим пленником.

— То есть я всё это время провёл здесь, в этом городе? Неудивительно, что я чувствовал себя будто дважды в тюрьме. Этот город не создан для счастья. Не было у его создателей такой цели — сделать счастливыми будущих здешних жителей.