Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара
Шрифт:
Что было дальше, рассказывать не нужно. Россия не столь давно выбралась из подобной истории с синяками и шишками.
Последний поклон
Труд Кейнса открыл для науки новый мир. Наше понимание макроэкономических процессов стало принципиально иным. Но парадокс открытия состоит в том, что мы так толком и не знаем, как его использовать. Те, которые утверждали, будто знают, наломали таких дров, что с 80-х гг. научный мир стал гораздо больше ценить достоинства рыночной стихии.
Еще один парадокс Кейнса состоит в том, что в 1942 г. человек, который полностью преодолел британскую консервативную традицию в политике, науке, частной и общественной жизни,
Несмотря на то что он достиг 60 лет и всех лавров, о каких только мог мечтать, лорд Кейнс стал работать еще интенсивнее, регулярно мотаясь через океан, несмотря на подорванное здоровье. В последние годы жизни он преуспел наконец в политике. В 1944 г. в Бреттон-Вудсе (США) была созвана международная конференция, заложившая основы послевоенной валютной системы. Тогда же были созданы МВФ и Всемирный банк.
Подготовили эту модель два человека: Декстер Уайт из Минфина США и Джон Мейнард Кейнс, опять работавший во время войны на британское казначейство. Кейнс жутко страдал от грубости американца, а тот не называл рафинированного англичанина иначе как «Выше королевское высочество». Тем не менее продукт их деятельности определял характер международных экономических связей вплоть до начала 70-х гг. А МВФ и Всемирный банк работают по сей день.
Но Кейнс всего этого уже не застал. Весной 1946 г. сэр Джон ушел в тот мир, где уже никого не волнуют проблемы занятости, процента и денег.
ФРАНКЛИН РУЗВЕЛЬТ.
ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ
Франклин Делано Рузвельт прославился как автор «Нового курса», как человек, спасший США от Великой депрессии, как государственный деятель, реабилитировавший демократию в эпоху торжества авторитаризма. Однако новизна «Нового курса» не бесспорна, как не бесспорно и то, что именно эта политика вытащила страну из кризиса. А уж игнорирование авторитарного начала в карьере четырежды президента выглядит просто странно. Но чего у Рузвельта никак не отнять, так это триумфа его внешней политики. Он оставил в наследство человечеству тот мир, в котором мы все сегодня живем.
И это не случайно. Не слишком изощренный в экономических тонкостях, Рузвельт был политиком до мозга костей. Политиком сразу в двух отношениях: блестящим популистом, умеющим чувствовать настроения масс и ловко следовать за их изменениями, а также тонким конструктором, фанатично преданным своей идее и реализующим ее с невероятным упорством, несмотря на все преграды. Вступив в мир, который по праву можно было назвать европейским, он оставил его американским.
На краю ойкумены
Сегодня нам даже трудно представить себе, насколько провинциальным был тот мир, в котором зимним днем 1882 г. появился на свет Рузвельт. Центр политической жизни находился тогда в Европе. Отделенные от Старого Света огромным океаном США в эпоху, предшествовавшую появлению радио и авиации, были даже с чисто географической точки зрения обречены на изоляцию. Более того, изоляция в определенном смысле являлась еще и сознательно избранным политическим курсом.
В 1823 г. пятым президентом США была провозглашена доктрина (названная по его имени доктриной Монро), согласно которой сферой внешнеполитических интересов страны являлась исключительно Америка. Доктрина Монро зачастую трактуется как образец неоколониалистских устремлений США. Однако у данного курса есть и иная сторона. Концентрируя внимание на участии в делах Нового Света, американцы сознательно отказывались от какого бы то ни было агрессивного вмешательства в жизнь Света Старого. К моменту рождения Рузвельта военно-морской флот США был меньше чилийского, не говоря уж о флотах ведущих европейских держав.
Конечно, по мере того, как США становились одной из наиболее развитых стран мира, доктрина Монро все более устаревала. Попытку проникнуть в европейскую политику предпринял уже президент времен Первой мировой войны Вудро Вильсон, предложивший оригинальную концепцию послевоенного устройства Старого Света. И тем не менее вплоть до начала 30-х гг. XX века говорить о коренном переломе в отношениях между Европой и США было невозможно.
Сохранение status quo определялось двумя основными причинами. Во-первых, европейцы были достаточно сильны для того, чтобы держать американцев на расстоянии. Во-вторых, сами американцы в основном не стремились влезать в сложные внешнеполитические дела, чреватые значительным ростом государственных расходов, столь неприятным для нации индивидуалистов-бизнесменов.
Представим себе на минутку, что последовательное движение в русле доктрины Монро сохранилось в США и в период Второй мировой войны. Той войны, где в отличие от Первой мировой сцепились в смертельной схватке две мощные тоталитарные державы, оттеснившие на периферию политического процесса усталые и ослабевшие европейские демократии.
США в период, когда Гитлер и Сталин активно наращивали вооружения, были в военном отношении не сильнее Польши — той страны, которая в 1939 г. всего за пару недель была раздавлена встречным движением немецких и советских войск. Неблагодарное дело заниматься пересмотром истории и гадать, как бы закончилась война, если бы в 1944 г. не открылся второй фронт и американцы не высадились бы в Европе. Но даже без гаданий на эту тему становится ясно, что хозяином Старого Света оказался бы один из двух кровавых диктаторов. Ни обладавшая сравнительно слабой сухопутной армией Англия, ни тем более на голову разбитая Гитлером Франция не могли спасти демократию.
В историческом соревновании демократия и рынок все равно победили бы тоталитаризм. Но если бы оплотом демократии остались в середине прошлого столетия одни только США, и сроки, и характер этой борьбы были бы совершенно иными.
Но американский изоляционизм был преодолен. США фактически отказались от доктрины Монро и буквально за несколько лет превратились из политического карлика в сверхдержаву. А у истоков этих невиданных по масштабам метаморфоз стоял человек, парализованный полиомиелитом и не способный существовать без посторонней помощи. Человек, жизнь которого после постигшего его несчастья сконцентрировалась на глобальной внешнеполитической игре, поглощавшей все духовные и физические силы. Человек, который судьбой был буквально предопределен к тому, чтобы оставить после себя в наследство совершенной иной мир.
Человек из гранита
В помпезном Вашингтоне, выстроенном так, чтобы специально подчеркивать внешним обликом свою столичность, есть памятник, не вполне совпадающий по своему духу с городом. Отделенный от суеты душного административного центра небольшим заливом, он представляет собой извилистую гранитную галерею, в которой однообразие холодных гладких плит прерывается порой ледяным блеском искусственных водопадов. Это мемориал Рузвельта.
Президент действительно был тверд и холоден, как гранит. Однажды еще мальчишкой он с детской непосредственностью выразил свое отношение к сверстникам: «Мама, если я не отдам приказ, у них ничего не получится». «Он обращался с однокашниками, как человек с Луны», — отмечала впоследствии его дочь Анна. Наверное, не случайно то, что в центральной скульптурной композиции мемориала, вообще-то переполненного фигурами различных людей, Рузвельт представлен наедине со своей собакой, причем каждый из них одиноко смотрит в пространство.