Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара
Шрифт:
Это было сообщество выпускников Кембриджа — эстетов, гедонистов, пацифистов, гомосексуалистов… Группа насчитывала около 20 человек. Самым известным среди этих мужчин, как ни странно, в итоге оказалась женщина — Вирджиния Вульф, Кембриджа, кстати, не кончавшая.
Кейнс был своим в данном кругу, но душой блумсберийцев стал сын боевого генерала Литтон Стрейчи. «Что бы Вы сделали, — поинтересовался председатель трибунала, рассматривавшего вопрос об уклонении Стрейчи от армии в 1916 г., — если бы увидели, как германский солдат пытается изнасиловать Вашу сестру?». Краткий ответ блестяще увязал два основных увлечения блумсберийцев. «Я постарался бы встать между ними», —
О бисексуальной природе самого Кейнса долгое время не принято было говорить, хотя гомосексуальный этап его жизни составлял около 20 лет, и за это время он имел несколько серьезных романов с мужчинами, не считая целого ряда случайных связей. В его первой биографии, написанной Роем Харродом вскоре после кончины Кейнса, эта сторона жизни вообще оказалась выпущена. Великий человек по моральным нормам 40-х гг. не мог отличаться подобным «пороком». Но для самого Мейнарда гомосексуализм в юности был не пороком, а, напротив, своеобразным знаком избранности и даже этической позицией.
Еще на первом курсе он был принят в число «апостолов». Лучшие умы Кембриджа уединялись в узком кругу для бесед о высоком. Это был даже не элитарный клуб, а скорее семья, мужское братство, очень похожее на то, которое чуть позже определило жизнь юного оксфордского студента — Джона Рональда Толкина.
Женщина в мужском братстве считалась существом ущербным и в физическом, и в интеллектуальном плане.
Любовь юношей должна была сцементировать их духовное родство, хотя реальная жизнь вносила в эту теорию свои коррективы. Кейнс чуть не поссорился на всю жизнь со Стрейчи, когда они оба оказались покорены красотой одного и того же юного «апостола».
Вплоть до 1909 г. Кейнс был практически полностью закрыт для внешней жизни. Философия, эстетика значили для «апостолов» несравненно больше, нежели экономика и госслужба. А протестантская идея морального долга не значила для них ничего.
На континенте в ту пору умы европейцев будоражил дух Ницше. На острове же пересмотр ценностей проходил с британской спецификой. Теоретической основой воззрений «апостолов» и блумсберийцев стал труд кембриджского философа, «апостола» Джорджа Мура «Principia Ethica». Именно этот труд, а не «Principles of Economics» Маршалла и не «Principia Mathematica» Рассела стал главной книгой в жизни Кейнса. В нем говорилось об ограниченности наших знаний и невозможности априори определить, что является долгом. А потому Мур предлагал в каждом конкретном случае непосредственно оценивать этичность того или иного поступка.
Кейнс никогда не отвергал Мура, но, пережив десятилетия хаоса, рожденного кризисом 1914 г., он нашел и обратную сторону того, что моральные принципы в его философии подменялись интуитивным пониманием добра. В «Principia Ethica» игнорировалась хрупкость цивилизации, рожденной узкой элитой общества и поддерживающейся лишь соблюдением твердых норм и договорных отношений.
Война и мир со всеми последствиями
Разрушение системы философских и этических ценностей, на которых стояла викторианская Англия, должно было рано или поздно породить кардинальный пересмотр фундаментальных экономических воззрений. Экономика для Кейнса была одной из сторон этики, а потому в его мире человек никак не мог влачить убогое существование, пусть даже оправдываемое религиозной доктриной. От властей требовалось обеспечение полной занятости, и Кейнс создал теорию, лежащую в основе государственного вмешательства. Но это все было позже…
Начал Кейнс с другого. По окончании университета он мог остаться на научной работе. Госслужба страшила юного мыслителя, но жизнь в «кембриджской глуши» казалась столь же ужасной. «Только сумасшедший может быть экономистом в Кембридже», — писал ему Стрейчи. Он предложил перебираться в Лондон и снять домик на двоих. Это все и решило. Кейнс взялся за управление Индией, на которую ему было тогда глубоко наплевать.
Впрочем, служба на Уайтхолле была «не пыльная»: рабочий день с одиннадцати до пяти, включая часовой ланч, двухмесячный отпуск, банковские каникулы and Derby Day, of course. Тем не менее от всей этой лафы Кейнс сбежал в Кембридж.
Постепенно наука его затянула, и работоспособность глядящего на практический мир свысока «апостола» превзошла все границы. А то, что он одновременно и принадлежал к традиционной британской системе, и находился за ее рамками, породило первый крупный и весьма эксцентричный выход в политику.
Во время мировой войны Кейнс работал в британском казначействе (этот акт исполнения долга, кстати, вызвал резкое отторжение блумсберийцев) и как его представитель участвовал в Версальской мирной конференции. Однако когда только стало ясно, какой груз репараций желают Клемансо, Ллойд Джордж и Вильсон навалить на побежденных, Кейнс хлопнул дверью и разразился своим первым «бестселлером» — книгой «Экономические последствия мира», в которой показал весь масштаб безумия, выраженного в хозяйственном и социальном унижении немцев.
Эта книга, бесспорно, отражала этический выбор представителя нового поколения. Британским джентльменам от политики было недвусмысленно указано на неджентльменский характер расправы с побежденным. Но главным, конечно, было не это. Кейнс чисто экономическими методами обосновал то, что от бремени репараций в конечном счете проиграют сами победители, поскольку деградация центральной Европы приведет к развалу всех мирохозяйственных связей.
Прогноз блестяще подтвердился. И Великая депрессия, и национал-социализм, и Вторая мировая война в значительной степени стали «экономическим последствием мира». Более того, если учесть, что в качестве альтернативного плана решения хозяйственных проблем Европы Кейнс предлагал формирование крупной кредитной программы, основанной на американских деньгах, а также создание торгового союза, охватывающего страны — наследники рухнувших империй (германской, австрийской, турецкой, русской), то значение его труда неизмеримо повышается.
План Маршалла и Общий рынок, преобразившие мир после Второй мировой войны, явно восходят к идеям Кейн-са 1919 г. Даже если бы в 30-х гг. не появилось главного его труда, он уже остался бы в истории. Характерно, что нынешние либералы, не слишком жалующие кейнсианство как научное течение, считают тем не менее Кейнса крупнейшим экономистом и рекомендуют читать именно «Экономические последствия мира». Там, кстати, помимо всего прочего дан прекрасный анализ деструктивного воздействия высокой инфляции, о чем не подозревают некоторые наши доморощенные «кейнсианцы» марксистского происхождения.
Выход книги ознаменовал окончательный переход замкнутого мыслителя из внутреннего мира во внешний. Успех превзошел все ожидания, и с тех пор Кейнс становится нужен всем. В межвоенный период он и советник правительства, и разработчик денежной реформы, и деятель либеральной партии, и финансовый консультант, и журналист, к мнению которого прислушиваются в Сити. Преподавательская нагрузка в Кембридже уменьшается до одной лекции в неделю, зато новые книги выходят одна за другой.