Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия

Руденко Татьяна Владимировна

Иван Александрович приятно удивился, узнав, что у его портного Плевушина закройщик – француз, и снова вышел в гостиную.

– Бонжур, мосьё, – приветствовал его белокурый молодой человек, оказавшийся, когда снял пальто, в необычайно пестрой жакетке и светло-голубом галстуке. – Мосьё парль франсе?

– Вуй, мерси… то есть, если нужно, но предпочитаю говорить по-русски, – ответил, несколько смущаясь, Волованов. – Ведь вы, вероятно, говорите немножко по-русски?

– А, вуй, мосьё, коман-донк. Пожальста, будем говорить по-русски. Ваш пара готов. И ошень удачный вышла пара. Мосьё будет ошень довольный нашей работ.

«Чорт возьми, француз на меня шил, еще бы не быть довольным», – подумал Иван Александрович.

– Скидайт, пожальста, ваш калат, мы чичас будем примерайт, – продолжал портной, расправляя и встряхивая пиджак, жилет и брюки.

Волованов сел и с наслаждением протянул ноги. Брюки в мелкую полоску, с туго заутюженной складкой,

обхватили их. Он встал, оправляясь, а портной быстро затянул сзади пряжку.

– Вот, мосьё, вы имейт франсуский работ. Регарде фасон. Сидит первый сорт.

Волованов посмотрелся в зеркало. Брюки сильно морщили, талия приходилась гораздо выше, чем следовало, сзади торчало углом. Но так как это была французская работа, то он только помычал немножко носом и предоставил надеть на себя жилет и пиджак. Тут тоже как будто не все было благополучно, и Волованов даже спросил тоном сомнения:

– Разве теперь так широко стали делать?

На это портной только погладил его обеими ладонями по спине и ответил:

– Последний фасон, мосьё. Париский фасон. Франсуский работ. Мосьё будет одет лютче всех в Петербург. Прошу пардон, франсуский работ сейчас видно.

– Я знаю, знаю… А вы, вероятно, недавно у Плевушина работаете? – полюбопытствовал Волованов.

– Ошень недавно. Козяйн меня выписывал из Париж, чтоб делать франсуский работ. Рюсский работ не будет так сидеть на мосьё. Я в Париж у первых метр-тальер работал. Вот счет, мосьё.

Волованов взглянул и заметил, что платье поставлено на десять рублей дороже, чем он платил раньше.

– Почему же десять рублей накинули? Я считал, что по прежней цене сделают, – выразил он неудовольствие.

– Франсуский работ, мосьё, – пояснил портной. – Франсуский работ никак не может на такой цена. Когда я буду открывать свой магазин, ви мне два раза дороже платил.

Иван Александрович вынул деньги, отдал и, по уходе портного, простоял несколько минут в задумчивости перед зеркалом. Несомненно, платье сидело скверно; но он пришел к заключению, что как-никак, а французская работа все-таки сейчас видна»³⁸⁶.

Поработав в известных ателье и обзаведясь клиентурой, швеи начинали самостоятельную деятельность.

Модная картинка

Варвара Клермон [18] , «мастерица модных уборов, известная искусством своим как в С. Петербурге, так и в здешней столице… открыла магазин в переулке прихода Рождества в Столечниках, в доме Засецкаго, в коем продаются за сходныя цены разные дамские уборы, шляпки и чепчики собственной ея работы, которая всегда признана была лучшею, когда она еще занималась подобною работою в первейших магазинах обеих столиц»³⁸⁷. «Девица Флор Фалло, первая мастерица мод у г-на Циклера… открыла лавку на Кузнецком мосту, в доме г-на Маскле, что против дома Собакина… где продаются и делаются модные уборы по сходным ценам»³⁸⁸. Ее магазин открылся в 1820 году и существовал по крайней мере десятилетие³⁸⁹. С 1844 года самостоятельно работала Полина Лафорж, которая, до этого «находясь в известном публике модном магазине Виктории Андреевны Лебур, занималась деланием дамских уборов; ныне же открыв собственное свое заведение. производит в нем по заказам изготовление дамских уборов, шляп, чепцов, платьев и салопов по самым новейшим фасонам за умеренную цену»³⁹⁰. Четыре года спустя Эрнестина Ландерт (Ernestine Landert), «бывшая первой мастерицей мод у мадам Лебур. открыла модный магазин в Столечниковом переулке в доме Лопухина. В сем магазине можно найти полный ассортимент шляп, куафюр, чепцов, перьев и цветов в последнем вкусе»³⁹¹.

18

Clermont.

Эти француженки зачастую происходили из весьма уважаемых семейств. Полина Гебль (в замужестве Анненкова) писала в своих «Воспоминаниях» следующее: «Во Франции принято вообще, чтобы все девушки зарабатывали деньги на свои мелочные расходы, и мы с сестрою не отставали от других. Продавая свое шитье и вышивание, мы получали от 4 до 5 франков в день. В Сен-Миеле было много семейств, потерявших все в революцию, и дочери их работали. Впрочем, m-lles Тьери, Обри работали тоже, несмотря на то, что их отцы имели состояние… <…> [Мать] отдала меня в коммерческий дом. После революции это было принято. Много бедных девушек из лучших разоренных фамилий поступало в магазины учиться работать или в купеческие конторы»³⁹².

В середине столетия хозяева мастерских искали работников уже и на «внутреннем рынке» труда, давая объявления в газетах об имеющихся «вакансиях». Вот, например, «нужны портнихи, умеющия шить белье, платье, выш[ивать] в пяльцах и делать шляпки; таковых просят явиться на Петровский бул., в дом купч[ихи] Гречишниковой, в модное заведение Ольги Фалеевой»³⁹³. Сапожных дел мастеру Матвею Матвеевичу Пироне «нужны. работники, совершенно опытные по мастерству и хорошаго поведения; без аттестата установленной формы никто принят не будет»³⁹⁴. «Чепечницу, хорошо знающую свое дело, хотя бы и на высокую плату, желают нанять для обучения учениц во вновь открываемом чепечном заведении, на Тверской, в доме под № 392; тут же принимают учениц на очень выгодных условиях»³⁹⁵. «Модистки две, за хорошее жалованье, нужны к м[ада]м Мари, на Тверскую, в д. г. Алексеевой»³⁹⁶. «Нужны две мастерицы-модистки и портниха, за хорошее жалованье, которыя бы знали вполне свое дело, на Большую Дмитровку, в д. П. За-сецкаго, к г-же Реймер»³⁹⁷. Остается только сожалеть, что никто из перечисленных работодателей не уточнил размер «хорошего» жалованья.

Выше мы привели немало сведений о стоимости тех или иных предметов одежды для покупателей. Не менее интересен и вопрос о доходах модных мастерских и заработках их владельцев и служащих. Но официальные документы дают только приблизительное понятие об оборотах купцов и модисток, так как торговый люд имел склонность к занижению своих барышей. Так, в отчете московского обер-полицмейстера за 1840 год зафиксировано 16 мастерских дамских уборов, в которых находились 6 русских и 13 иностранных мастеров, а также 189 мастеровых. Эти ателье выработали модных уборов на 172 578 рублей серебром, продали изделий – на 192 000 рублей серебром. Таким образом, в среднем мастерская производила уборов на 10 750 рублей серебром. В отчете показана единственная мастерская дамских соломенных шляп с 2 мастерами-иностранцами и 3 мастеровыми, которая сработала шляпок на 2720 рублей серебром³⁹⁸. Согласно отчету за 1846 год, 14 магазинов модных уборов продали товара на 180 750 рублей серебром³⁹⁹.

Еще через год московские власти зафиксировали 12 магазинов дамских уборов с товаром на 108 030 рублей серебром. Также показаны 22 модных магазина с товаром на 44 500 рублей серебром. Женское платье и наряды шили в 107 ремесленных мастерских, в которых трудились мастерами 4 мужчины и 81 женщина. За год их хозяева потратили на содержание заведений 95 135 рублей серебром и выплатили на жалованье работникам 25 070 рублей серебром⁴⁰⁰.

Ремесленники набирали учеников – и русские помещики охотно определяли «в ученье» своих крепостных, чтобы иметь в имении или в доме швею, способную содержать в порядке господский гардероб. В газетном объявлении о наборе учениц читаем: «Г-жа Луиза, белошвейка… берет учениц на следующих условиях: лета ученицы должны быть от 12 до 14 лет; контракт заключается на 5 лет; деньги должны платить по 75 рублей сер. В продолжение же этих 5 лет г-жа Луиза берет на себя обязанность их окепировать. Г-да живущие в Москве, которые пожелают сами одевать своих девушек, обязаны только платить 15 р. сер. для контракта, адреснаго билета и бани за все 5 лет. Жительство имеет на Большой Дмитровке, в Столечниковском переулке, в доме г-на Засецкаго»⁴⁰¹.

В Центральном историческом архиве Москвы сохранилась «Книга… данная из Московской шестигласной думы маклеру Московской ремесленной управы Алексею Вагнеру для записки на сей тысяча восемьсот пятьдесят третий год условий, заключенных мастерами, подмастерьями и учениками». Вот одна из ее записей: «1853 год[а] июня 5 д[ня] я нижеподписавшийся дворовой Г[оспожи] Волковой человек Андрей Проходаев заключил сие условие с почетной гражданкой Викторией Андреевой Лебур в том, что отдал я ей дочь мою вольноотпущен[ную] девицу Агафью Андрееву для обучения шить и кроить всякого рода женское платье. и делать новейшие головныя уборы во всяком вкусе сроком на пять лет. В течение срочного времени содержание оной девочки как-то пища, банное, платомойное от нея Лебур получать, а платье верхнее, нижнее от меня Проходаева. В учении оной девушке жить во всяком повиновении и послушании, а буде что зделает непристойное, то наказывать соразмерно вине дозволяю. Если же она окажется к сему вышеозначенному ремеслу неспособной, в таковом случае чрез один год дать знать ей Лебур мне отцу ея Андрею. Если же случится, что девушка занеможет, то отдать ея в больницу на мой Андреева счет. Во время учения ей Лебур дочь не отсылать, а мне Андрею не брать». Отец обязался уплатить модистке за обучение дочери 150 рублей серебром. Контракт подписали Гаврила Лебур и «за неумением грамоте» своего дворового коллежская советница Варвара Волкова⁴⁰².