Моё дерево Апельсина-лима
Шрифт:
— Зез'e …
— Ммм…
— Где находиться черная пантера?
Было трудно начинать все с начала, не веря в ничего. Было желание рассказать ему, что в действительности произошло. «Глупенький, черная пантера никогда не существовала. Это была всего лишь старая черная курица, которую я съел в бульоне».
— Остались только две львицы, Луис. Черная пантера уехала в отпуск в сельву Амазонки.
Будет лучше, если
Королек расширил свои глаза.
— Туда, в сельву?
— Не бойся, она уехала так далеко, что никогда уже не найдет дорогу назад.
Я горько улыбнулся. Сельвой Амазонки были около полудюжины апельсинов, колючих и недружелюбных.
— Знаешь, Луис, Зез'e очень слаб, нужно возвращаться. Завтра мы еще поиграем. В трамвай Сахарной головы и во все, что хочешь.
Он согласился, и мы начали медленно возвращаться. Он еще был очень маленький, чтобы различать правду. Я не хотел идти ко рву или к реке Амазонке. Не хотел встречаться с разочарованием Мизинца. Луис не знал, что тот беленький цветок был нашим прощанием.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Их столько старых деревьев
Еще не настал вечер, а новость уже была подтверждена. Казалось, что облако мира вновь возвратится господствовать над домом и семьей.
Папа взял меня за руки и перед всеми усадил меня на колени. Он подвигался медленно на стуле, что бы я сидел устойчиво.
— Все уже прошло, сын. Все. Однажды ты тоже станешь отцом и узнаешь, какие трудные бывают некоторые моменты в жизни человека. Кажется, что ничего не получается, и это провоцирует нескончаемое отчаяние. Но сейчас, все по-другому. Папу назначили управляющим фабрики в Санто Алексо. И теперь, никогда, твои тапочки не будут пустыми на Рождество.
Он сделал паузу. Также, он не забудет все это на всю оставшуюся жизнь.
— Мы будем много путешествовать. Маме не надо будет больше работать, как и твоим сестрам. Медаль с индейцем все еще у тебя?
Я поискал в карманах и нашел ее.
— Хорошо, купим снова часы и закрепим медаль. Однажды они станут твоими…
«Португа, ты знаешь, что такое карборунд?»
А папа говорил и говорил. Его борода царапало мое лицо, и мне было больно.
Запах, который исходил от его очень заношенной рубашки, наводил на меня страх. Я соскользнул с его колен и направился к выходу их кухни. Сел на ступеньки и смотрел на двор, ожидая, когда совсем стемнеет. Мое сердце восставало от ярости. «Что надо этому человеку, который посадил меня на свои колени?». Он не был моим отцом. Мой отец умер. Его убил Мангаратиба.
Папа последовал за мной и увидел, что мои глаза были снова влажные.
Он почти стал на колени, чтобы говорить со мной.
— Не плач, сын. У нас будет очень большой дом. Настоящая река течет за домом. Есть большие деревья и столько, и все будут твоими. Ты сможешь делать что хочешь, вешать гамак.
Он не понимал. Он не понимал! Никакое дерево не будет таким прекрасным в жизни, как Королева Карлота.
— Ты первым будешь выбирать дерево.
Я посмотрел на его ноги, пальцы вылезали из его башмаков.
Он был старым деревом с темными корнями. Он был отцом-деревом. Но деревом, почти мне незнакомым.
— И вот еще что. Твое дерево апельсина-лима срубят не так скоро. Когда его будут рубить, ты уже будешь далеко и ничего не почувствуешь.
Всхлипывая, он обнял меня за колени.
— Мне уже все равно, папа. Мне уже все равно…. И, смотря на его лицо, которое тоже было наполнено слезами, прошептал как мертвец:
— Его срубили папа, уже более недели назад, как срубили мое дерево апельсина-лима.
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Последняя исповедь
Прошли годы, мой дорогой Мануэль Валадарес. Сегодня мне сорок восемь лет и, иногда, тоскуя о прошлом, появляется чувство, что я продолжаю быть ребенком. И, что ты можешь появиться в любой момент, неся мне фотографии артистов кино, или еще шариков. Ты был тот, кто научил меня любить жизнь, мой дорогой Португа. Сегодня уже я, тот, кто должен раздавать шарики и карточки, потому что жизнь без любви ничего не стоит. Иногда я счастлив в своей любви, а иногда обманываю себя, что является обычной вещью.
В те времена…. Во времена нашего времени, я не знал, что еще на много лет раньше, один Принц Идиот, стоя на коленях у алтаря, спрашивал у икон, с глазами полными слез: «ПОЧЕМУ ВЫ РАССКАЗЫВАЕТЕ ДЕТЯМ ВСЕ ЭТО?»
И, правда, в том, мой дорогой Португа, что мне рассказывали все очень рано.
Прощай!