Моё дерево Апельсина-лима
Шрифт:
— Можно войти?
— Конечно можешь. Только не шуми, чтобы она не проснулась.
— Уверяю тебя, она не проснется.
Я отошел в комнату и лег на кровать.
— Смотри, кого я тебе принес. Он настаивал, чтобы навестить тебя.
Протянул руку и я увидел что-то наподобие серебристой птицы.
— Я не могу хорошо разглядеть, Мизинец.
— Смотри лучше, потому что это будет для тебя сюрпризом. Я украсил его серебряными перьями. Разве он не красив?
— Лусиано! Какой ты красивый! Ты всегда
Я погладил взволновано ему голову, и впервые почувствовал, что она была мягкая и что даже летучим мышам нравится нежность.
— Однако, ты не обратил внимание на одну вещь. Смотри хорошо. Он повернулся вокруг себя, чтобы показаться.
— На мне шпоры Тома Микса, шляпа Кена Мейжарда, пистолеты Фреда Томпсона, пояс и сапоги Ричарда Тальмаджа. Кроме всего этого, дон Ариовальдо одолжил мне рубашку в клетку, которая тебе так нравиться.
— Никогда не видел, что-либо красивее, Мизинец. Как тебе удалось все это собрать?
— Достаточно им было узнать, что ты заболел, как они одолжили мне все.
— Как жаль, что ты не можешь остаться в таком костюме навсегда.
Я засмотрелся на Мизинца, обеспокоенный тем, знал ли он о судьбе, которая его ждала. Но он ничего не сказал.
Тогда он сел на краешек кровати, его глаза выражали доброту и озабоченность. Он приблизил свое лицо к моим глазам.
— Что такое, Ксурурука?
— Ты больше Ксурурука, Мизинец.
— Хорошо, тогда ты Ксурурукиньо. Разве я не могу любить тебя с большей любовью иногда, чем ты меня?
— Не говори так. Доктор запрещает мне плакать и волноваться.
— Я этого не хотел. Пришел, потому что мне было грустно, и я хотел снова увидеть тебя здоровым и веселым. В жизни всякое бывает. Так что я пришел повести тебя погулять. Пойдем?
— Я очень слаб.
— Немного свежего воздуха тебя вылечит. Я помогу тебе выйти через окно.
И мы вышли.
— Куда пойдем?
— Пойдем гулять туда, где есть канализация.
— Но я не хочу идти по улице Барона Капанема. Никогда больше я там не пройду.
— Пойдем по улице Репрессий, до конца.
Теперь Мизинец превратился в коня, который летал. Лусиано, счастливый, балансировал на моем плече.
В районе, где была канализация, Мизинец подал мне руку, чтобы я мог сохранить равновесие на широкой трубе. Это было красиво, когда случалось отверстие и вода брызгала, как фонтанчик, обливая меня и щекоча подошвы ног. У меня немного кружилась голова, но радость, которую доставлял мне Мизинец, показывала, что я уже был здоров. По крайней мере, мое сердце билось спокойно.
Внезапно, вдалеке загудел поезд.
— Ты слышал, Мизинец?
— Это гудок поезда, где то далеко. Однако какой-то странный стук становился все ближе, и новые гудки нарушали тишину.
Мною овладел полный ужас.
— Это он, Мизинец. Мангаратиба. Убийца. Стук колес о рельсы страшно нарастал.
— Поднимись сюда, Мизинец. Быстрее, Мизинец! Но Мизинец не смог сохранить равновесие на трубе, по причине блестящих шпор.
— Поднимись, Мизинец, дай мне руку. Он хочет убить тебя. Хочет разорвать тебя. Хочет изрезать тебя на кусочки.
Едва Мизинец вскарабкался на трубу, как проклятый поезд прошел над нами, гудя и изрыгая дым.
— Убийца!.. Убийца!..
Между тем, поезд все еще продолжал свое движение по рельсам. Слышался его голос, прерываемый хохотом.
— Я не виноват…. Я не виноват…. Я не виноват….
В доме зажглись все лампы, и моя комната заполнилась полусонными лицами.
Это был кошмар.
Мама взяла меня на руки, пытаясь подавить своим плечом мои всхлипывания.
— Это был сон, сын… Кошмар.
Я снова начал рвать, пока Глория рассказывала Лал'a.
— Я проснулась, когда он закричал «убийца»…. Говорил «убивать», «разрывать», «резать». Боже Мой, когда это закончиться?
Однако все закончилось через несколько дней. Я был приговорен жить и жить. Глория вошла сияющая. Я сидел на кровати и глядел на жизнь с грустью разочарования.
— Смотри, Зез'e.
— В ее руках был белый цветочек.
— Первый цветок Мизинца. Скоро он станет взрослым деревом и начнет давать апельсины.
Я ласкал между своих пальцев беленький цветочек. Не буду больше плакать по любому поводу. И хотя Мизинец пытался сказать мне, прощай, этим цветком, но он ушел из мира моих грез, в мир моей действительности и мой боли.
— Сейчас поедим кашки и походим по дому, как это ты делал вчера. Давай!
Король Луис взобрался на мою кровать. Теперь ему всегда разрешали находиться рядом со мною. А вначале не хотели, чтобы он волновался.
— Зез'e!..
— Что мой королек?
И действительно, он был единственным королем. А те другие, что из золота, кубков, дубинок, шпаг были всего лишь грязными фигурками в пальцах играющих. И еще, он и не думал в реальности стать королем.
— Зез'e, я тебя очень люблю.
— Я тоже люблю своего братика.
— Ты хочешь сегодня играть со мной?
— Да, сегодня я играю с тобой. Что ты хочешь делать?
— Хочу идти в Зоологический сад, потом в Европу. Затем хочу пойти в сельву реки Амазонки и играть с Мизинцем.
— Если я не очень устану, то мы сделаем все это.
После кофе, под счастливым взглядом Глории, мы пошли во двор, взявшись за руки. Глория с облегчением оперлась о дверь. Перед тем как пойти к курятнику я повернулся и сказал ей, прощай, рукой. В ее глазах блестело счастье. Благодаря своему раннему развитию, я догадался, что происходило в ее сердце: «Он вернулся в свои грезы, спасибо, Боже!».