Мое кудрявое нечто

Райт Дана

Ага. Второй уже пошел.

Дверь парной распахивается, и передо мной предстает оживший Давид Микеланджело. Если прототип скульптуры когда-либо существовал, то он выглядел абсолютно точно так же, как Коршун. Загорелое сырое тело, словно одна большая мышца. Мой взгляд упирается в его огромное мужское достоинство. Сглатываю. Я еще никогда не видела голых мужчин. Если все они такие, то не понимаю, почему женщины жалуются на размер?

– Малышка, а я знал, что ты захочешь зайти.

Парень опирается плечом о дверь, широко улыбаясь. В белых клубах пара, вылезающих из бани, он кажется еще более соблазнительным.

–

Раздевайся и заходи, я тебя попарю, а потом отжарю.

– Что?

От… что он сделает?

– Ну, – пожимает плечами, – могу наоборот, если невтерпеж. Помочь тебе раздеться?

Он делает шаг мне навстречу, и я шарахаюсь назад, словно сейчас он будет пытать меня раскаленным железом. Еще один его шаг в моем направлении, и … взвизгиваю, кидаю в него мобильным телефоном, выпрыгиваю во все еще открытую дверь на улицу и бегу к крыльцу дома.

– Куда рванула то? Что за дела?

Останавливаюсь на крыльце. Надо отдышаться. Слава Богу, он не гонится за мной, как в прошлый раз.

– Э! Пухляш! – зато орет, рассекая плотный зимний воздух обиженным голосом. – Так не делается! Нельзя так просто припрыгать в баню, а потом свалить! Это не по правилам!

Какие еще правила? Нет никаких правил. Сам себе их придумал.

– Твой отец звонил. У тебя в части тревога. До тебя не могут дозвониться, – кричу в сторону бани.

– Черт!

Слышу, как захлопывается дверь парной. А всего через несколько секунд Миша уже залетает на крыльцо, оставляя после себя легкую завесу не успевающего развеяться пара.

– Зайди, замерзнешь, – командует он, заталкивая меня домой.

Останавливаюсь в сенках, а Миша бежит на второй этаж. Спускается через минуту, застегивая джинсы на ходу. С его волос все еще капает вода, так что футболка, подходящая по цвету к его глазам, мокрая на груди, плечах и спине.

– Я не знаю, когда вернусь, – в его голосе нет ни обиды, ни шутливости, Миша сейчас серьезен и сосредоточен. – Это тебе, держи, – протягивает мне пачку купюр, – по дороге еще на карту переведу. Это ключи от отцовской машины, он должен вернуться через несколько дней, – кидает брелок от мерседеса генерала на тумбу у шкафа с обувью, тут же достает из него свои кроссовки.

– Мне не надо, – говорю тихо, что-то мне страшно от того, как быстро он собирается.

Но он игнорирует мои слова, уже надевая курточку, которая тут же сыреет от воды с волос. Как он пойдет на улицу? Он же не просох совсем. Заболеет. Жалко.

– А это номер Юрана, если что-то случится, пока нас с отцом нет, или тебе понадобиться помощь, хоть в чем-то, Рита, – он резко поднимает вверх мой подбородок, больно сжимая его, – позвони ему, он поможет. Поняла?

Киваю. Ничего не поняла. С чего бы это вдруг мне звонить его другу?

– Я позвоню, как смогу.

С этими словами Миша достает из шкафа большую черную сумку и вылетает из сенок. И пока я стою посередине небольшого помещения, выходит с территории, прикрывая ворота. Мой взгляд падает на висящее у выхода полотенце, видимо, скинутое Мишей. Беру его и бегу в гараж, откуда слышится звук двигателя навороченного Патриота.

Подбегаю к водительскому месту, стучу в окно. Миша выходит.

– Я тут… вот, – протягиваю ему полотенце, – у тебя голова сырая.

– Спасибо, пухляш, – сосредоточенное выражение

на его лице сменяется красивой улыбкой, он вытирает голову полотенцем и возвращает его мне. – Ты че испугалась то?

Большой палец проходится по моей щеке, как в машине. Вздрагиваю. Что-то я напряжена. Правда, страшно стало. Он собрался за несколько минут и уезжает. А я снова останусь одна на даче, в месте, куда не ездит даже транспорт.

– Не бойся, все нормально. Я пришлю Романова, проведать тебя. И территория патрулируется. Так что можешь спать спокойно.

– Миш, а ты куда?

– Не знаю, – его палец опускается ниже, обводя линию подбородка, голубые глаза смотрят прямо в мои, приближаясь. – Щас в части скажут. Может тревога учебная, – голос понижается до приятного томного шепота, вибрируя на коже моего лица. – Ты только не дерись, ладно?

Зачем бы я стала драться? Хочу спросить, но его губы осторожно касаются моих, совсем чуть-чуть, легко, нежно и так приятно. Он чуть отодвигает свое лицо от моего, всматриваясь в мои глаза, словно ждет разрешения. А я не могу произнести ни звука, и пошевелиться не могу. Это не первый наш поцелуй, и не поцелуй вовсе, так, прикосновение… всколыхнувшее нутро.

– Вот так, – улыбается парень, – больше не будешь драться.

Его рот снова приближается, но теперь прикосновение более напористое, и я поддаюсь ему, приподнимаясь на носочках, кладу руки на его твердые плечи, приоткрывая рот, чтобы он делал с ним то, чего ему хочется сейчас. Он мягко сжимает мою верхнюю губу двумя своими, облизывая ее, и захватывает мой рот своим, вторгаясь в него языком. От него пахнет зубной пастой и свежестью. Возможно, это гель для бритья, я не чувствую щетины на своем лице. Гигант прижимает меня к себе одной рукой, а другой придерживает за голову. По телу проходит приятная теплая волна, останавливающаяся в животе, куда уже упирается твердое, и как стало ясно в бане, огромное достоинство Коршуна. Дышать становится тяжело, воздуха катастрофически не хватает. Возможно, поняв это, Миша отстраняется, прижимаясь своим лбом к моему, опаляя горячим дыханием кожу.

– Открой глаза, – тихо просит он, и мы встречаемся взглядом.

Он трется своим носом о мой несколько раз. А я лишь заворожено смотрю в его прекрасные глаза, которые так страшно близки сейчас.

– Я не хочу оставлять тебя.

– Едь, – отступаю, и его руки отпускают меня. – Тебе надо ехать.

– Мы начнем с этого же места, когда я вернусь, – он выглядит грозным. – А теперь беги в баню, ты замерзла.

Парень кивает на мои босые ноги. Я даже не подумала надеть обувь, когда побежала за ним. Садится в машину, и выезжает из гаража. А я ухожу через дверь, соединяющую гараж с домом.

Ну вот какая тут учеба? Толстой не описывал, что чувствовала Каренина, когда Вронский целовал ее. Но теперь я знаю, почему она убежала с ним.

Прогреваюсь в бане, пытаясь угомонить гуляющую по телу истому. Он сказал «Мы начнем с этого же места, когда я вернусь», но не сказал, на каком месте мы закончим. И я все еще не понимаю, насколько его интерес ко мне серьезен. Я не готова отдаться человеку, с которым не будет будущего. Я хочу отдаться тому, с кем проведу всю оставшуюся жизнь. Возможно ли это? Не знаю. И не знаю, когда вернутся Коршуны. И не знаю, как буду одна, без них.