Мое милое детство
Шрифт:
— Здесь, мое золотце!
Опять закрываешь глаза… Хочется, чтобы она заговорила, начала будить… Хочется услышать звуки ее тихого ласкового голоса… Еще потягиваешься, еще нежишься, хотя не видишь, но чувствуешь, что над тобой склоняется голова дорогой старушки в белом чепчике. Нянечка улыбается… Просыпаешься с ее приветом и засыпаешь с ее благословением. И так всегда, всегда…
Няня нагнулась, смотрит на меня с нежностью, гладит по голове, по спине и ласково приговаривает:
— Вставай, моя Беляночка, мое сокровище. Уже светло… Вставай. Саламата готова… Вон и Лидинька, моя птичка, потягивается.
— Няня, можно сегодня не есть саламату? — сонным голосом спрашивает сестра и приподымается на своей кровати.
— Нельзя, милушка. Саламата сладкая, вкусная.
— Я не люблю саламату… Она такая тягучая, противная.
— От саламаты вырастите здоровые, румяные, красивые…
— Лучше дай каши… — позевывая, говорит Лида.
— Всего дам… Только вставайте скорехонько да умывайтесь белехонько.
Няня поднимает штору. Яркий свет врывается в нашу детскую, комната у нас маленькая, узкая. Мебели мало, много образов. И перед ними всегда теплится лампада. Тут же стоит наш старый любимый кожаный диван. На нем спит няня, на нем мы играем… Но больше всего любим сидеть по вечерам с няней, иногда с тетей Манюшей и слушать их рассказы…
Няня нас торопит: у нее так много дела.
— Скорее, скорее, мои ласточки! Мне недосуг… Сами знаете, сколько дела… Дело ждать не станет.
Действительно, вся жизнь старушки — это безустанный труд, заботы и хлопоты о нас, о нашей семье… Она работала с утра до ночи: убирала комнаты, стряпала, шила и не гнушалась никакой работой: стирала белье и даже мыла полы.
— Нянечка, а гулять мы пойдем?
— Пойдете с маменькой за провизией… Погодка ясная, хорошая…
— А куклу шить будешь?
— Буду, буду… Коли время урву… Сошью… Вот кончу уборку…
— Ты мне обещала, няня, сшить с длинными волосами и с черными глазами, — говорит Лида.
— Сошью тебе такую красавицу, точно в сказке…
— Нянечка, а вечером расскажешь сказку?
— Расскажу… Уберусь на кухне — и расскажу…
Утром стараешься как можно больше взять с няни обещаний… И только после этого начинаешь одеваться и умываться…
Няня стоит тут же. Умывание не особенно приятно. Няня такая требовательная и все наставляет: «Ушки мой хорошенько. Дайкось шею я сама потру… Головку надо гладенько частым гребешком причесать».
Няня целый день нас учит уму-разуму, наставляет… Никогда она не крикнет, не забранит… Только «поворчит» немного, как говорит мама.
Утром мы помогали старушке убирать нашу маленькую квартиру, мыли с ней посуду или ухаживали за цветами. У нас, как и у дедушки, на каждом окне стояли отросточки. Папа и няня очень любили цветы и умели хорошо их выращивать.
— Если цветики держать, за ними и смотреть надо, как за малыми детьми… Они ведь все понимают, — не раз говорила няня. — Забудешь о них, — и захиреют… Начни к ним каждый день подходить, да поглядывать, да их охорашивать — живо поправятся… Точно детки.
Бывало, мы уже наедимся саламаты и уберем все и нагуляемся на дворе… А мама наша все еще спит.
Няня волнуется все утро и ворчит. Открыв дверь в мамину комнату, она будит маму:
— Вставай, полунощница… Небось, до утра читала свои книжонки… Вставай. Нехорошо спать до одиннадцати. Ты ведь мать семейства, должна
Наша нянечка все еще маму наставляла, остерегала…
— Хозяйка, иди-ка за провизией… Прогуляйся с детками, мне одной не управиться, — просит няня.
— Няня, мне некогда… Сходи сама. Я должна засветло картину для папеньки кончить, еще надо уроки приготовить, которые Володя задал… И еще кое-что переписать.
— Все это пустяки!
— Для тебя пустяки, а для меня самое важное.
Няня начинает не в шутку сердиться.
— Как самое важное?! Да что это ты сказала-то, милушка?! Ведь ты хозяйка, мать… Для тебя самое важное — твой дом, дети, муж… А не пустые книги да разные портреты…
— Хорошо, хорошо… В этом ты ровно ничего не понимаешь. Не ворчи, пожалуйста. Пойду… Куплю… Что станем стряпать?
Мы очень любили ходить с мамой за провизией. Лавочники нас всегда угощали, где леденцом, где пряником, иногда репой или морковкой.
Няня всегда умела направить маму на дело, на хозяйство и, так сказать, пристыдить.
Споры о жизни, о долге, об обязанностях хозяйки происходили у мамы с няней ежедневно. Споры эти бывали добродушные, кончались всегда поцелуями. Няня говорила: «Отлыниваешь ты, матушка, от своих обязанностей… Все из-за своих книжонок». Мама обыкновенно уступала, казалась пристыженной и начинала ее обнимать и виниться.
Какое счастье, что судьба послала охранять наше детство няню! Наша старушка была из тех людей, которые светят, как яркие путеводные звезды на темном жизненном небосклоне, как верные вехи, указывают путь правды и добра. Вся жизнь няни была подвиг долга, труда, самозабвения. Она дожила до 84 лет, и других интересов, кроме нашей семьи, у нее не было. Ну как же могла не уступать ей мама, не умолкать перед нею?
Утешением няни была глубокая вера в Бога, радостью жизни — ходить в церковь. Эту искреннюю веру она вселила и в меня… И эту веру не могли после поколебать ни искушение, ни соблазны, ни испытания…
Няня Пелагея была маленького роста, вся в морщинках; свежее, даже румяное лицо, ясные голубые глаза и доброе выражение делали ее необыкновенно привлекательной. С первого взгляда она всех располагала к себе, и ее все любили. Няня была крепостною [24] родителей дедушки. Она так их любила, что не захотела расстаться и получив волю. Когда наша прабабушка овдовела, она оказалась без всяких средств. Продав крошечное имение в Тверской губернии, она перекочевала в Петербург с четырьмя детьми. Здесь она получила место начальницы какого-то приюта. Няня Пелагея была всем в доме: помощницей в делах приюта, воспитательницей прабабушкиных детей, прислугой и другом.
24
Крепостными назывались крестьяне, находившиеся в полной зависимости от помещика — владельца земли и вынужденые ее обрабатывать. Не имея собственной земли, крестьяне были прикрепленными к помещичьей земле: отсюда и понятие — крепостное право. В 1861 году царь Александр II Освободитель отменил крепостное право, крестьяне получили волю.