Мое непреклонное сердце
Шрифт:
— А ты это хотела услышать?
— Я… — Ее голос замер. Колин сжалился над ней.
— Я сказал, что люблю тебя, потому что это правда.
Она медленно кивнула и продолжала сидеть молча.
— О чем ты думаешь?
Мерседес боялась встретиться с ним взглядом.
— О том, что, наверное, можно найти лучший способ убить время, чем просто разговаривать.
Глава 12
Их освободили, когда уже наступило утро. Мистер Хеннпин увидел их, подходя к конюшням.
— Эта парочка сидела на крыше рука об руку. Ни дать ни взять голубки, — рассказывал
Миссис Хеннпин снисходительно улыбнулась своему супругу.
— И что же они сказали тебе, зачем забрались на крышу?
— Смотрели на звезды.
Полтора часа спустя, все еще напевая себе что-то под нос, миссис Хеннпин накрывала на стол.
Колин и Мерседес первыми явились к завтраку. Они сразу же заметили многозначительные взгляды, которые домоправительница то и дело бросала в их сторону, и счастливую, понимающую улыбку, которую та не могла скрыть. Когда миссис Хеннпин вышла, они глянули друг на друга с противоложных концов стола и удовлетворенно улыбнулись.
Близнецы, мешая друг другу, протиснулись в двери, но с удивлением обнаружили, что они сегодня не первые. Сразу же перестав толкаться, они прикинулись паиньками и степенно, размеренным шагом и с серьезными лицами пошли к столу.
Бриттон уселся и метнул острый взгляд сначала на Колина, потом на Мерседес.
— Послушайте! Вы что-то от нас скрываете! Так нечестно — ничего нам не рассказывать!
— Нет, — сказал Колин. — Не расскажем.
Брендан заметил, что Мерседес при этом почему-то еще сильнее заулыбалась. Он встретился глазами с братом, быстро кивнул в сторону Мерседес и передал свои мысли на расстоянии без единого слова. И уже то, что этот их молчаливый обмен взглядами прошел мимо внимания Мерседес, которая обычно быстро замечала подобные штучки, еще раз подтвердило подозрения мальчишек: здесь что-то не так.
Сильвия и Хлоя вышли к завтраку, откровенно позевывая, с той лишь разницей, что Хлоя, как всегда, делала это более сдержанно, чем ее младшая сестра. Но отсутствие в их адрес «остроумных» замечаний со стороны братьев, вроде таких, как «Закрой рот, а то муха влетит», сразу показалось подозрительным и привело их в чувство. В тот же момент они поняли, что изменилась атмосфера за столом. Низко наклонив головы, чтобы скрыть довольные улыбки, девушки продолжали общаться, толкая друг дружку под столом локтями, что было не многим более утонченно, чем пинки ногами, которыми обычно обменивались Бриттон с Бренданом.
Мерседес разгладила на коленях салфетку.
— Что-то все сегодня такие беспокойные, — сказала она, ни к кому особенно не обращаясь. — Все хорошо спали?
Это замечание вызвало у присутствующих некоторое оцепенение. Один Колин остался спокойным. Он видел, как они все сразу замерли, украдкой бросая друг на друга вопрошающие взгляды.
Колин удобно откинулся на спинку стула и, склонив голову набок, посмотрел на Мерседес. Она ответила ему нерешительным взглядом, в котором застыл тот же вопрос.
— Может быть, они все виноваты?
— Мне это тоже пришло в голову.
Это вызвало общее тревожное перешептывание и ропот.
— В чем виноваты? — поинтересовалась Сильвия.
— Я ничего плохого не делала, — решительно сказала Хлоя.
— А если я
Брендан скривился и с несчастным видом произнес:
— Они уже сказали все, что я хотел сказать. Мы ни в чем не виноваты!
Мерседес не ожидала услышать так много протестов и уверений в невиновности. Она подозревала, что они решили все отрицать.
— Что вы об этом думаете, капитан Торн?
— Они виноваты, но дали слово молчать. Придется прибегнуть к пыткам.
Хлоя выпрямилась.
— К пыткам? Что он под этим подразумевает?
Сильвия сурово посмотрела на близнецов:
— Что вы там натворили?
— Но мы ничего не делали! — сказал Бриттон.
— Ничего, — подтвердил Брендан. — Это, наверное, вы с Хлоей.
Колин постучал ложечкой о стакан для сока, чтобы утихомирить галерку.
— Сегодня ночью кто-то запер нас с Мерседес в северной башне, — сообщил он. — Я уже второй раз попадаю в такую переделку. Вы же понимаете, почему я отношусь с недоверием к вашему возмущению.
Четыре пары недоумевающих глаз обратились в сторону Колина.
— Они невиновны! — провозгласил Колин. Мерседес с любопытством посмотрела на него:
— А как насчет пыток?
— Что-то я передумал.
Мерседес чувствовала тяжесть этих четырех взглядов, направленных на нее.
— Ну что ж, очень хорошо! — сказала она. Все облегченно вздохнули.
— И все-таки вы меня не до конца убедили, — добавила она, многозначительно разглядывая каждого из них. — Ведь я имею с вами дело подольше, чем капитан.
Мерседес немного смутило, что никто из них при этом не заволновался и не опустил глаз.
Ей удалось поговорить с Колином наедине далеко не сразу. Утро ушло на то, чтобы обсудить с Хлоей сроки ее предстоящей свадьбы. Важность соблюдения траура перевешивало все их истинные переживания и чувства. Второй завтрак Мерседес провела в обществе Сильвии, которая, как она стала замечать, последние несколько недель стала что-то замыкаться в себе. И тут не понадобилось особой проницательности, чтобы заглянуть в сердце юной особы и понять, что она сохнет по Обри Джонсу. Мерседес не стала втолковывать Сильвии, что Обри — по существу, совершенно незнакомый человек, не имеющий в Англии никаких корней. Она просто выслушала ее, не высказывая никакого мнения, и Сильвия заметно взбодрилась после их разговора.
Во второй половине дня она занималась с близнецами математикой и географией. Потом нужно было просмотреть счета и поговорить с арендаторами. И уже на обратном пути из деревни к дому она увидела Колина, идущего к лесу . с удочками на плече. Она тут же сошла с тропинки и тихонько, стараясь остаться незамеченной, последовала за ним.
Она догнала его, когда он уже входил в воду. Мерседес стояла на берегу и смотрела, как Колин забрасывает удочку. Леска взвивалась над ним, поблескивая на солнце, упругой плавной линией, пока, подхваченная водой, не натягивалась как струна, и тогда Колин с трудом удерживал деревянное удилище. Он стоял босиком посреди искрящейся, бурлящей воды, закатав по колена брюки. Мокрые икры поблескивали на солнце. Его пиджак, ботинки и носки лежали на берегу, но жилетка оставалась на нем. Серебряные нити, вплетенные в серо-голубую ткань, казались такими же живыми, как и вода, обтекающая его щиколотки.