Моё пост-имаго
Шрифт:
Мистер Келпи застонал и заплакал, но слез не было. Он не верил в происходящее, не хотел верить. Ведь все закончилось! Все снова стало хорошо!
– Любопытно, Ротфорт уже вернулся с рынка?- тем временем спросил сам себя сэр Крамароу.- Надеюсь, он выбрал селезневую морковь посвежее… хотя о чем это я? Ротфорт – настоящий мастер своего дела…
Мистер Келпи все понял. Он знал, что Ротфорт – это повар сэра Крамароу.
– Вы хотите съесть меня?- с ужасом выдавил он.
– О, не вас, что я, монстр какой-то? Я хочу съесть то, что находится внутри вас.
– Рецепт Треннье.
– Он подозревал, что это я, что Робертсон работал на меня. Поэтому он и прекратил со мной общение, поэтому отказывался от денег на новые экспедиции, поэтому пытался отговорить Руффуса.
– Вы все это делали… просто ради ужина?- с отчаянием из-за собственного бессилия просипел мистер Келпи.
Сэр Крамароу рассмеялся:
– У каждого своя навязчивая идея, своя – мне нравится это слово – мания. Я просто слишком долго думал об этом, слишком глубоко погряз в своих фантазиях. Чем я хуже господина Барбатина из детской считалки, объездившего весь мир в поисках самой вкусной шоколадки? Что ж, как и он, в итоге я обнаружил то, что искал, у себя дома, на соседней улице.
– Безумный… ненормальный…
– И о нормальности мне что-то говорит куколка мотылька из джунглей, прикидывавшаяся человеком?
– Но я… я ядовитый… меня нельзя есть.
– Прошу вас, мистер Келпи. Мы оба знаем, что ядовиты лишь самки Черного Мотылька.
Мистер Келпи застонал:
– Не надо… прошу вас…
Сэр Крамароу словно не слышал.
– Я столько лет ждал этого,- вдохновенно проговорил он.- С тех самых пор, как ко мне в руки попал рецепт… Вы же знаете, какой я гурман. Но вы не огорчайтесь так, Келпи, – вы станете коронным блюдом вечера… коронным блюдом всей моей жизни…
– Меня станут искать… Доктор Доу…
Сэр Крамароу снова рассмеялся.
– Боюсь, что никто не узнает о том, что с вами произошло, Келпи. Никто не станет вас искать. Все будут думать, что вы отправились в экспедицию с профессором Грантом. Кстати, нужно не забыть выписать в банке Ригсбергов чек на имя профессора. Я ведь человек науки, как-никак. А он был так рад, что получил финансирование. И всего-то ему нужно было для этого позвать вас с собой, Келпи.
– И он… он тоже?
Мистер Келпи не хотел в это верить. Безнадежность сковала его. Он весь трясся, но при этом мог думать лишь о том, как не хочет умирать. Ведь он еще столько всего не попробовал, столько всего не узнал, он так мало прожил… Это нечестно! Несправедливо! Почему его кто-то должен есть? Они ведь не в джунглях Кейкута, а в цивилизованном городе, где люди не едят людей… И тут он вспомнил, что он не человек. И заплакал. Горько, жалобно заплакал.
– Я хочу… жить…
– Вы достаточно пожили, Келпи,- последовал безжалостный ответ.- Выиграли себе целых двадцать лет. Знаете, я очень надеюсь, что мясо мотылька, как вино, с годами стало лишь выдержаннее.
– Я… хочу… жить!
Больше мистер Келпи не слышал и не видел ничего. Ничего не осознавал. Его просто не стало. Шевеление внутри него на какой-то миг прекратилось, после чего резко, одним движением, существо под кожей вонзило конечности в его плоть и принялось разрывать его, словно всего лишь слишком тесный костюм.
В подземелье сильно запахло чем-то напоминающим смесь керосина и нашатыря, и сэр Крамароу отступил на несколько шагов.
– Начинается!- воскликнул он.
Это была действительно жуткая, отвратительная метаморфоза. Труп мистера Келпи или, вернее, его кожа с мерзким хлюпаньем упала на каменный пол, когда тварь выбралась наружу. Словно ребенок в пеленки, она была обернута кромешно-черными крылышками – высвободившись из тела мертвого бабочника, тварь медленно развернула их, как бутон цветка.
Восхищенному и пораженному взгляду сэра Крамароу предстало веретенообразное белокожее тело с узкой головой на тонкой шее. Голова эта не желала походить на голову мистера Келпи, но чем-то она все же отдаленно напоминала человеческую. Точеный лоб, длинный заостренный нос, два больших морщинистых века, доходящих до середины щек. На месте рта у монстра был закрученный спиралью хоботок. По бокам головы чернели ушные прорези. У существа даже были волосы: белесые, длинные и редкие, волокнистыми нитями влипшие в узкие плечи. Помимо крыльев, у него имелись и другие конечности – руки и ноги, худые острые колени, как и костлявые локти, торчали в стороны. Тварь могла похвастаться невероятно длинными пальцами: такими не то что чье-то горло можно обхватить – такими можно обхватить чью-то талию.
Существо, появившееся на свет в подвале особняка сэра Крамароу, еще не проснулось. Его глаза все еще были закрыты, сморщенная грудь рвано сотрясалась, а нос шевелился и подергивался, когда ноздри шумно втягивали воздух. Оружие, приготовленное на всякий случай, пока что не требовалось.
Черный Мотылек был явно не тем, что предполагал увидеть сэр Крамароу. Тварь походила на бабочку лишь хоботком да крыльями – глядя на нее, словно порожденную чьей-то больной фантазией, становилось ясно, отчего ее так боятся туземцы Кейкута.
– Почему мотылек выглядит не так, как самка?- изумленно спросил сэр Крамароу.
Мистер Блохх, молчаливо наблюдавший сперва за разговором с мистером Келпи, а после и за всей метаморфозой, пояснил:
– Это называется половой полиморфизм, когда самец и самка одного вида отличаются внешне. Любопытное явление, должен заметить.
– Весьма.
– Мне нужны его…
– Да, я помню,- перебил сэр Крамароу,- вам нужны его железы, выделяющие феромоны. Я предположу, что именно благодаря этим железам вы поняли, где мотылек скрывается на самом деле. Это так?
– Поведение самки казалось мне странным с самого начала,- сказал мистер Блохх.- Я знал, что она должна была лететь к тайнику. Но я также был весьма удивлен тому, что она неотступно следовала за мистером Келпи. Я должен был понять все с самого начала, как только узнал, что она вырвалась в купе в поезде. Когда после ареста мистера Келпи она последовала за ним на Полицейскую площадь, для меня все встало на свои места. Оставалось лишь подтвердить это. Странная болезнь мистера Келпи, лекарство, которое он постоянно принимал, – все это заполнило пробелы.