Моё пост-имаго
Шрифт:
– Ваша одежда постирана, выглажена и сложена. Миссис Трикк позаботилась об этом.- Доктор кивнул на стул в углу – там действительно аккуратной стопочкой лежали вещи мистера Келпи.- Прошу вас, переоденьтесь и спускайтесь вниз. Чай будет вас ждать. Вы ведь хотите чай, мистер Келпи?
– Да… да, хочу.
– Что ж, тогда поговорим внизу.
Вскоре все уже сидели в гостиной. Варитель готовил чашку за чашкой. Мистер Келпи сидел в кресле у камина, крепко сжимая пальцами свою и дул на чай. Он переводил неуверенный взгляд с доктора на мальчика. Те глядели на него.
– Вы… вы и правда меня не выдадите?
– Разумеется, сэр. Мы умеем хранить тайны, так, Джаспер?
Мальчик закивал. В его глазах все еще
– Особенно чужие тайны,- добавил доктор Доу.
Мистер Келпи молчал. Было видно, что, как бы он ни хотел довериться доктору и его племяннику, он не мог заставить себя даже начать говорить. Очевидно, он ни разу ни с кем не делился своей тайной, и сейчас дело было даже не в недоверии, а в отсутствии подходящих слов, чтобы описать эту из ряда вон выходящую ситуацию.
Доктор решил ему помочь:
– Я предположу, что вы, мистер Келпи,- сказал он,- не привозили в Габен вместе с профессором Гиблингом Черного Мотылька, так ведь? Вы и есть Черный Мотылек профессора Гиблинга.
Мистер Келпи отвернулся. Джаспер словно проглотил живую летучую рыбу, и она принялась хлопать крыльями где-то в его животе. Он не понимал, как это возможно, ведь мистер Келпи – добрый, немного наивный… нелепый мистер Келпи – их друг. Как он может быть Черным Мотыльком?! Он не верил в это. Он думал, что мистер Келпи вот-вот развенчает абсурдное предположение дядюшки, что он вот-вот воскликнет: «Что?! Это все неправда!», – но он молчал, а рыба в животе все сильнее и сильнее хлопала крыльями.
– Вы… вы какой-то оборотень?- спросил мальчик.
Мистер Келпи одарил его долгим тягучим взглядом.
– Если бы,- сказал он.- Тогда все было бы проще. У меня было бы целых две жизни вместо одной, а так я вынужден воровать по кусочку всего лишь одну жизнь.
– Все дело в вашем лекарстве… от болотной лихорадки,- сказал доктор, и мистер Келпи кивнул.- Оно замедляет превращение, и вы остаетесь человеком.
Мистер Келпи снова кивнул.
– Но если вы не оборотень, что же вы… такое?- Мальчик все еще терялся в догадках. Все это было как-то слишком уж сложно и непонятно.- Вы же не мотылек! У вас есть руки, и ноги, и волосы…
– Ну, волос, положим, могло бы быть и побольше,- невесело улыбнулся мистер Келпи, намекая на свои высокие залысины, но его собеседникам было не до смеха.
– Мы видели внутри вас… шевелилось…- прошептал Джаспер.
Доктор Доу принял из руки варителя очередную чашку. Втянул носом запах кофе.
– Как только я увидел это,- сказал он,- я сразу вспомнил, что вы рассказывали в квартире профессора Руффуса. Мотыльки в инсектарии. Вы сказали, что перед превращением кокон становится тоньше и можно различить очертания крыльев.
Мистер Келпи покивал и отпил немного чая из чашки.
– Мы ведь с вами говорили о стадиях развития чешуекрылых, так?- спросил он.
Джаспер попытался припомнить:
– Там было что-то про… ммм… магу… маги…
– Имаго,- поправил доктор Доу.
– Все верно. Сперва гусеница, потом куколка и имаго, взрослый мотылек.
– Но вы же человек, как вы можете быть мотыльком?!
– Я вовсе не человек, мастер Джаспер,- сказал помощник главы кафедры Лепидоптерологии.- Я просто очень похож на человека. То, что вы видите перед собой, это… это тело – всего лишь оболочка. Самодостаточный кокон. Я – куколка, которая может читать газету, торговаться с булочником или обмениваться сплетнями о новых веяньях моды от мадам Клерару. Но при этом я остаюсь простой оболочкой. Недозрелым чешуекрылым.
– Почему тогда вы все эти годы прикидывались человеком?- спросил доктор.- Почему не завершили цикл?
От этих слов мистера Келпи передернуло. На его лбу проступили капельки пота. Он привычно потянулся в карман за платком. Промокнув лоб, бабочник заговорил, и его слова
– Внутри меня сидит… существо. Его зовут не Келпи. Я думаю, его вообще никак не зовут. Я жил с ним с того самого момента, как впервые открыл глаза. Вы с ним не знакомы, он вам не друг – он вообще никому не друг. Если бы вы с ним встретились, вы бы не стали обсуждать погоду, сорта помады для волос или повышение цен на нафталин. Он бы набросился на вас и разорвал в клочья, или сожрал – принялся бы отрывать от вас по кусочку, пока вы кричите от боли и истекаете кровью. Это существо не человек, и мерить его стандартными для людей мерками нельзя, вы для него – обед, не более. Лучше его никому не видеть, и я не даю ему пробудиться. Вы спрашиваете почему, доктор? Почему я не выпускаю его? Но я ведь тоже хочу жить, понимаете? Лекарство Гиблинга – это снотворное для мотылька. Когда он вылезет, я умру. Келпи исчезнет навсегда. Он сбросит меня, словно старую линялую шкуру…
Мистер Келпи замолчал, оборвав свой ответ резко, будто одним движением захлопнул дверь. Джаспер сидел с открытым ртом – это стало входить у него в привычку, но вовсе не из-за отсутствия манер, а по причине сугубо диковинности и дикости происходящего.
– У вас одна пищеварительная система?- спросил доктор Доу.- А сердце – одно, или внутри бьется еще одно? И вообще как…
– Дядюшка!- укоризненно воскликнул Джаспер.- Ты смущаешь мистера Келпи.
Мистер Келпи печально улыбнулся.
– Я в любом случае не смог бы ответить на ваши вопросы, доктор. Так как и сам не знаю. Мне нужно довольно много есть, и тогда насыщаемся мы оба – мотылек забирает часть себе. Единственное, что он терпеть не может – это чай.
В гостиную вошла миссис Трикк, поставила на стол поднос с печеньем и, одобрительно поглядев на мистера Келпи, сказала: «Рада, что вам уже получше, мистер Келпи», – после чего вновь отправилась на кухню. Ее появления ни доктор, ни его племянник и вовсе, казалось, не заметили.
– Я до сих пор ничего не понимаю,- сказал Джаспер.
– Мистер Келпи,- поддержал Натаниэль Доу,- быть может, вы расскажете с самого начала? Как так вышло, что куколка Черного Мотылька из джунглей Кейкута последние двадцать лет преспокойно живет себе в Габене, более того – считается весьма неплохим малым, сделала карьеру в научном обществе и преподает студентам.
Мистер Келпи взял с подноса печенье, надкусил его, прожевал и начал…
…Быть может, это и неприятно будет звучать, но то, во что превратилась гусеница Черного Мотылька, мало походило на существо, достойное сочувствия или сопереживания. Закономерной реакцией на один лишь его вид было бы мгновенное опорожнение желудка, и я не могу осуждать людей, которых вывернуло, когда они впервые увидели то, что пряталось в пещере. Много лет спустя профессор Гиблинг показывал мне фотокарточки, на которых был запечатлен я сразу после обнаружения. Это было голое безволосое существо, выделяющее из всех отверстий мерзкую белесую жидкость и в ней же и ползающее. Вросшая неповоротливая шея, голова задрана к затылку – только так, ползая на брюхе, можно разобрать что-то перед собой, – сросшиеся пальцы на руках и ногах, лишенная пигмента кожа, белая, как оцинкованные судки из вашего кабинета, практически не моргающие веки, косоглазие. Когда я себя увидел в таком виде, мне стало дурно. И это только внешние особенности. Обычно куколка Черного Мотылька не успевает стать полноценной личностью. Она валяется в пещере, ползает, так как не умеет ходить, не говорит – лишь издает нечленораздельные гортанные звуки, страдает около двух с половиной недель во все усиливающейся лихорадке метаморфозы, пока внутри нее не созреет мотылек. А потом мотылек прорывается наружу, и куколка умирает, отброшенная, как постельное одеяло поутру. И мотылек поедает ее первым делом. Но в моем случае все вышло по-другому.