Мое прекрасное искупление
Шрифт:
– Не делай этого, – сказала я. – Не заставляй меня чувствовать вину. Я пыталась не…это именно то, чего я не хотела.
– Я знаю. Беру на себя полную ответственность.
– Это не моя вина.
– Я только что это сказал, – ответил он уставшим голосом.
– Ты сам нарвался. Ты хотел, чтобы твои чувства ко мне заменили твои чувства к Камилль. Тебе нужно было кого–то винить, потому что ты не мог винить ее. Тебе нужно строить собственные отношения, потому что она станет частью семьи, а я просто та, с кем ты работаешь…та,
Томас выглядел слишком вымотанным эмоционально, чтобы возражать.
– Господи, Лииз, ты и вправду думаешь, что я это спланировал? Как мне тебе еще объяснить? То, что я чувствовал к тебе, что чувствую, делает мои чувства к Камилль неважными.
Я прикрыла лицо.
– Чувствую, что звучу как заезженная пластинка.
– Так и есть, – сказал он ровным тоном.
– Думаешь, это для меня легко? – спросила я.
– Похоже на то.
– На самом деле все не так. Я думала…не то чтобы сейчас это было важно, я надеялась, что смогу измениться. Я думала, что для двух раненых, если бы мы достаточно вложились в наши отношения, если бы наших чувств было достаточно, у нас бы все получилось.
– Мы не ранены, Лиис. У нас просто одинаковые шрамы.
Я моргнула.
– Если бы мы и оказались на незнакомой территории, что для меня всё, мы бы адаптировались, знаешь ли. Но я не могу отвергать все, что запланировала на будущее, и надеяться, что однажды ты перестанешь грустить по поводу того, что ты не с ней, – я почувствовала, как слезы жгут глаза, – Если я отдаю тебе свое будущее, то хочу, чтобы ты оставил прошлое позади.
Я взяла рамку для фото со стола и выставила ее перед лицом Томаса, заставляя взглянуть. Его глаза переметнулись на рамку, и когда он взглянул на фото, уголок его рта приподнялся.
Возмущенная, я развернула фотографию, и моя челюсть отвисла. Это был черно–белый снимок нас с Томасом, который Фэлин сделала в Сейнт–Томасе. Он прижимал меня к себе, целуя в щеку, а улыбалась, будто впереди была целая вечность.
Я взяла другую рамку и посмотрела на нее. Фото всех пяти братьев Мэддокс. На последней я увидела его родителей.
– Она первая, кого я полюбил, – сказал Томас, – но ты, Лииз, ты последняя женщина, которую я когда–либо буду любить.
Я стояла, не находя слов, и затем поплелась к двери.
– Верни мне мои фотографии, пожалуйста.
Я поняла, что оставила папку на его столе, а вместо этого ушла с фотографиями в руках. Я медленно подошла к нему. Он протянул руку, и я вернула рамки.
– Просто отдам это Констанс, – сказала я, забирая папку, чувствуя себя при этом дезориентированной. Я повернулась на каблуках и заспешила к двери.
– Лиис, – позвал он меня.
В ту секунду, когда я вырвалась из офиса, то практически бросила папку в Констанс.
– Хорошего дня, Агент Линди, – сказала она, и ее голос разнесся по отделу.
Я удалилась в свой офис и села на стул,
Я подняла голову.
Вэл указала пальцем на него.
– Прекрати! Ты не можешь гнаться за мной по всему зданию!
– Я перестану следовать за тобой, когда ты начнешь отвечать прямо на мои вопросы! – закричал он.
– Какого черта сегодня происходит со всеми? Весь офис с катушек съехал? – закричала я.
– Я тебе уже ответила! – сказала Вэл, игнорируя меня, – Я сказала тебе, что поговорю с ним сегодня вечером!
Сойер просунул голову в офис, одновременно стуча в дверь.
– Босс?
– Убирайся! – закричали Маркс, Вэл и я в унисон.
– Ладно, – сказал Сойер, удаляясь.
– И что дальше?
– Если он не съедет, я съеду, – сказала Вэл, будто кто–то вытягивал из нее слова.
– Слава Иисусу! – закричал Маркс невидимой аудитории, указывая всеми пальцами в сторону Вэл, – Наконец–то прямой ответ, черт подери!
Томас ворвался в офис.
– Какого черта вы все тут кричите?
Я снова прикрыла лицо.
– Лиис, ты в порядке? Что с ней случилось, Вэл? Она в норме? – спросил Томас.
Маркс заговорил первым.
– Простите, сэр. Вы…вы в порядке, Линди?
– Я в норме! – завопила я, – Мне просто надо, чтобы вы, сосунки, убрались из моего офиса!
Все трое застыли, уставившись на меня в неверии.
– Выметайтесь!
Сначала ушли Вэл и Маркс, и после некоторых раздумий, Томас оставил меня одну, закрыв за собой дверь. Весь Пятый Отдел уставился на меня. Я прошла к стеклянной стене, показала им оба средних пальца, выпалила пару словечек на японском и закрыла жалюзи.
Глава 24
Я приспособила свой мобильник так, что он находился между моей щекой и плечом, пока я пыталась готовить.
– Не клади трубку, мам. Секунду, – сказала я, прибегнув к тому, чтобы поставить телефон на шкаф.
– Ты знаешь, я ненавижу громкую связь, – В ее голосе чувствовалась строгость, – Лиис, отключи громкую связь.
– Я здесь одна, мам. Никто больше тебя не слышит. Мне нужны обе руки.
– Наконец–то ты готовишь для себя и не ешь эту переработанную гадость каждый вечер. Ты набрала вес?
– Вообще–то я потеряла несколько фунтов, – сказала я, улыбаясь, хоть она меня и не видела.
– Не слишком много, я надеюсь, – проворчала она. Я засмеялась, – Мам, ты вечно недовольна.
– Я просто скучаю по тебе. Когда ты приедешь домой? Ты же не будешь ждать до Рождества, правда? Что ты готовишь? Что–то хорошее?
Я добавила брокколи, морковь и воду в горячее рапсовое масло и распределила по сковороде, когда она зашипела.
– Я тоже скучаю по тебе. Я не знаю. Я посмотрю в своем расписании. Курицу и жареные овощи, и я надеюсь, будет превосходно.