Мое темное желание
Шрифт:
Папа попытался схватить меня, и в последний момент он успел это сделать, ударившись о лежак и разбив себе лоб.
Папа погладил меня по виску согнутой костяшкой пальца.
— Потому что если ты не ценишь дорогу, как ты сможешь насладиться местом назначения?
— Разве цель жизни — не смерть? — Я пригвоздил его взглядом, чтобы не видеть, как мое искусство испаряется от конденсата на окне.
Он рассмеялся.
— Ты слишком умен для своего же блага.
— Это не "нет", — пробормотал я, потянувшись закрыть уши,
— Цель — семья. Любовь. Место в мире, которое можно назвать своим.
Я смахнул маленькую веточку со своих кроссовок.
— У тебя много мест.
— Да, но только одно из них — мой дом. И это место, где ты и твоя мать.
Я изучал его, наморщив лоб.
— Что мы сделали, чтобы ты был так счастлив?
— Ты существуешь, дурачок. Этого достаточно.
Я растянулся на своем сиденье, постукивая пальцами по колену, скучая до предела.
— Если мы делаем тебя таким счастливым, почему ты всегда покупаешь вещи, чтобы чувствовать себя хорошо?
— Искусство — это не вещи. — Он положил свою руку на мою, чтобы я перестал стучать по колену. — Это душа человека, вложенная в материал. Души бесценны, Зак. Постарайся защитить свою любым способом.
Я придвинулся к нему ближе, заглядывая в бархатный саквояж между нами.
— Могу я взглянуть на него?
— Не раньше твоего дня рождения.
— Это мое?
— Не для того, чтобы носить с собой. Это опасно.
— Еще лучше. — Я потер руки, обратив внимание на резную шкатулку, лежащую между его ладонями. — Как насчет этой?
Мы только что забрали трофеи папиной войны на антикварном аукционе.
Точнее, папа забрал.
Я сидел в машине и разгадывал кубик Рубика, не удосужившись взглянуть на него, пока он мучился с проверкой документов.
Искусство никогда не интересовало меня.
Отец провел последние двенадцать лет, вдалбливая в меня свою мудрость, надеясь, что его одержимость проникнет в мой череп.
Не повезло.
Я мог спорить о достоинствах гунби в сравнении с живописью тушью и смывкой, но не мог заставить себя наплевать на кучу линий на бумаге. (прим. Гунби — техника реалистической китайской живописи).
Иногда я втайне жалел, что у меня нет такого отца, как у Ромео. Он позволял ему обращаться с пистолетами и ручными гранатами. Ром даже умел управлять танком.
Вот это была находка.
Отец снял тяжелую крышку и наклонил коробку в мою сторону.
— Подарок твоей маме на юбилей.
Между атласными стенками лежал круглый нефритовый кулон, выточенный в форме льва. Красный шнур обвивался вокруг изогнутого края, ведя к уложенным бусинам, огромному узлу "пан чанг" и двойным кисточкам. (прим. Узел Пан Чанг — один из восьми символов буддизма. Он передает религиозную веру в цикл жизни без начала и конца).
Два миллиона долларов, и за что?
Мама
Взрослые иногда принимают самые глупые решения. Папа называл их импульсами и говорил, что они человеческие. Может, я и не был человеком, потому что ничто не приводило меня в восторг. Я всегда все обдумывал и ничего не жаждал.
Даже сладостей.
Я опустился на свое место.
— Это похоже на плесень на сыре, растущую в посуде из-под консервов в шкафчике Оливера.
У моего второго лучшего друга была гигиена дикого кабана. Хотя это было бы несправедливо по отношению к кабану, потому что у последнего не было возможности ежедневно принимать душ.
— Sha haizi. — Глупый ребенок. Отец потрепал меня по затылку и усмехнулся. — Когда-нибудь ты научишься ценить прекрасное.
Дождь усилился, стуча по окнам, словно просясь внутрь. Красные и желтые огни сверкали сквозь искаженное стекло.
Гудки становились все громче.
Почти приехали.
— Ты уверен, что маме понравится? — Я потер нос рукавом рубашки. — Он похож на тот, который Селеста Айи подарила ей много лет назад.
Почти уверен, что тетя купила его в сувенирном магазине в аэропорту, когда уезжала из Шанхая.
— Ей понравится. — Папин палец завис над кулоном, двигаясь по краям, но не касаясь его. — Жаль, что мне пришлось лететь в Сиань в январе. Когда я узнал, что на аукцион в Вашингтоне добавили еще один кулон, его уже кто-то купил.
— Еще один? — На этот раз я нарисовал на стекле осьминога, лишь наполовину обратив внимание на проползающий мимо бурный Потомак. Еще несколько миль, и мы свернем на «Дорогу Темного Принца». — Разве это не снижает стоимость?
— Иногда. Но в данном случае подвески были сделаны как комплект "его-ее". Они принадлежали влюбленным во времена династии Сан.
Я оживился.
Наконец-то мы перешли к самому интересному.
— Что с ними случилось? Их обезглавили?
— Зак.
— О, точно. — Я огрызнулся, а затем провел пальцем по горлу. — В те времена они умирали от тысячи порезов. У них, наверное, были вырваны руки.
Отец помассировал виски, глядя на меня с легкой улыбкой.
— Ты закончил?
— Нет. Как ты думаешь, когда они отрезали людям носы без анестезии, они умирали сразу или истекали кровью?
Пробка рассосалась, и машина набрала скорость.
Наконец.
— Закари Сан, удивительно, что ты мой ребенок…
Раздался ревущий гудок, заглушивший его голос. Дождь. Весь мир.
Отец прервался, широко раскрыв глаза.
Машина резко вильнула в сторону, словно пытаясь избежать столкновения. Отец отшвырнул коробку и бросился на меня, обхватив руками мой торс и больно сжав.
Он прижал меня к сиденью. Ослепительная вспышка фар ослепила его лицо.
Бентли опрокинулся на бок, перевернувшись на крышу. Мы приземлились вверх тормашками.