Мое темное желание
Шрифт:
ФЭРРОУ
Вся оставшаяся неделя текла по моей коже, как теплая река.
В понедельник Зак попросил, чтобы я сопровождала его на обеды. Во множественном числе.
Его намерения были ясны. Проводить больше времени вместе. Приучить его к мысли о том, что он может разделить свою жизнь с женщиной.
Другими словами, я должна была стать его питомцем. Послушным спутником, который будет следовать за ним повсюду, ожидая приказов.
Я говорила себе, что соглашаюсь на это из-за шикарных адвокатов,
Компания Веры могла загнать монашку в питейное заведение. Табби и Регина больше подходили для пыток на черных сайтах, чем для дружеского общения. В представлении Андраша хорошее времяпрепровождение включало интенсивные тренировки и синяки от меча в форме банана.
А моя милая, прекрасная Ари жила на другом конце света.
Сейчас мы сидели в офисе Зака, уплетая сырую рыбу и обсуждая абстрактное искусство.
Я не могла этого вынести. Ни еду, ни пейзаж, ни человека, с которым я проводила время.
— Почему ты ешь с телефоном? — Я ерзала в кресле, перекинув ноги через подлокотник бархатистого сиденья и уставившись в свою тарелку.
Сашими. Какой-то огуречный салат и зеленый сок.
— Потому что работа никогда не останавливается. — Кусок торо исчез в его рту, но он не смотрел на экран.
Он смотрел на меня.
Я взяла сашими унаги между пальцами и уставилась на него так, будто он лично меня оскорбил. Все, что я увидела, глядя на него, был осьминог.
Закари Сан собственноручно испортил для меня суши.
— Если ты не делаешь перерыв, чтобы насладиться всей своей тяжелой работой, какую ценность она имеет?
— Ты не животное. — Зак вздохнул. — Пользуйся палочками.
— Я не умею. — Я наколола сырую рыбу одной палочкой, используя ее как шампур, чтобы запихнуть лосося в рот. — А я думала, что я Осьминог?
Его глаза чуть не вылезли из глазниц.
— Ты жила в Корее и так и не научилась пользоваться палочками для еды?
Не знаю почему, но все, что делал этот человек, вызывало у меня жар и раздражение — даже когда он хмурился, хмыкал и ругал меня.
Может, я страдала от стокгольмского синдрома? Но это означало бы, что он похитил меня, а не тот простой факт, что я сошла с ума и добровольно согласилась быть здесь.
— Нет. — Я выдохнула и отодвинула свою тарелку на его стол. — Я всегда пользуюсь ложкой и вилкой. Ари всегда меня за это ругает.
По правде говоря, на корейских металлических ложках с ультраширокой ручкой все было вкуснее.
Зак нахмурился.
— Я что, должен знать, кто такая Ари?
— Моя лучшая подруга из Сеула.
Он приподнял бровь.
— По сексу?
Ревнуешь?
У меня возникло искушение спросить.
— Нет, спасибо, — ответила я.
— Не перечь мне, Фэрроу. Я задал тебе вопрос.
—
— В буквальном смысле работаешь. — Его губы едва шевелились, когда он говорил.
Я понимала, что подвожу его к грани безумия.
Я пожала плечами.
— Личные лакомые кусочки оплачиваются дополнительно.
Его челюсть застыла.
Он открыл ящик стола и достал бумажник, бросив деньги между нами.
— Ари — девочка или мальчик?
— Девочка. — Я пожала плечами. — Но это ничего не говорит о ее сексуальной ориентации.
Он бросил мне еще одну стодолларовую купюру.
Я свернула деньги вместе и засунула их в пояс.
— Натуралка. — Я улыбнулась. — И счастливо помолвлена.
— И она не могла научить тебя пользоваться палочками для еды?
— О, она пыталась. Но как только я поняла, что не могу достаточно быстро засасывать ими еду в рот, я потеряла всякий интерес.
— Еда не предназначена для того, чтобы ее вакуумировать. Она предназначена для длительного употребления.
— Сказал человек, который не работает на двух работах.
Он покачал головой.
— Констанс отреклась бы от тебя.
— Хорошо, что я не ее ребенок. Лучше никакой мамы, чем та, которая сгибает тебя до той формы, в которой она может тебя любить. — Я встала, жестом указав на отброшенную тарелку, гадая, так ли глубоко ранили его мои слова, как я хотела. Много слоев мертвой кожи покрывали его сердце. — Извини, это несъедобно.
Я никак не могла насытиться шестью крошечными кусочками рыбы. Я жаждала чего-то декадентского и вредного для меня. Чего-то, что мне не следовало есть.
Как Закари Сан.
Нет, Фэр, — подсказывала логическая сторона моего мозга. Например, чжанмён или пупусас.
Чем быстрее я это пойму, тем лучше будет.
— Это очень питательно. — Он продолжал жевать с закрытым ртом. Тридцать два раза за каждый укус. Непрерывно. — Идеальное топливо для твоего тела.
— Может быть, если бы я была машиной. — В чем я серьезно подозревала его. — Я знаю свое тело. И оно хочет чего-то, что закупорит его артерии до такой степени, что мне понадобится ацетон, чтобы очистить их.
Андраш меня убьет.
Андраша здесь тоже нет.
Он открыл рот — несомненно, собираясь отругать меня, — но тут же захлопнул его, а потом снова открыл.
— Например?
Хороший вопрос.
Что угодно, лишь бы не то, что я обычно воровала из холодильника — отвратительную диетическую еду Веры, Регины и Табби без глютена, натрия, углеводов и вкуса.
Поскольку я сомневалась, что смогу справиться с последствиями, если попрошу его на блюдечке, пупусам нужно было целых пятнадцать минут, чтобы разогреться в аэрофритюрнице, а мой любимый чжанмён находился в Роквилле, я остановилась на самом жирном, что только могла придумать.