Мое волшебное чудовище
Шрифт:
Я думаю, что все-таки нельзя обобщать, – морщусь я от обычного цинизма Леллямера.
Нет, но право же женщины существуют только для того, чтобы наслаждаться ими, – смеется Леллямер и заставляет меня еще больше покраснеть.
Ну а что тут дурного, – заметил Леллямер негодование на моем лице, – разве они не должны подчиняться велению, то есть голосу самой Природы и отдаваться нам?!
И много у тебя было женщин? – полюбопытствовал я.
А как ты думаешь? – хитро улыбнулся он.
Вообще-то мне хотелось бы думать, что одна, – вздохнул я.
Эх, ты, мой целомудренник, – громко засмеялся Леллямер, – как только я поднимаюсь
Как же ты жив-то еще?! – удивился я.
Понимаешь, – задумался Леллямер, – настоящий мужчина может удовлетвориться сразу только двумя или тремя женщинами, остальные же женщины только могут использовать его тело, поскольку половые органы могут длительно оставаться возбужденными, но, как я уже заметил, без моего чувственного восприятия…
То есть, ты хочешь сказать, что остальных ты не чувствуешь, хотя они тебя используют? – спросил я.
Слушай, ну что ты ко мне пристал, – вдруг возмутился Леллямер, – вот если хочешь, чтобы тебя изнасиловали, возьми да сходи в это чертово общежитие, в это дьявольское пекло…
Но если тебе все так противно, то почему тогда ты туда ходишь? – удивился я.
Потому что они мне дают выпить, – неожиданно признался Леллямер и лег в постель…
Вскоре он, как всегда, захрапел, а я глубоко задумался, меня мучила возможность совокупляться просто так и со множеством равнодушных мне женщин…
И еще меня мучило отсутствие любви… Как и сам факт отсутствия любимой женщины, хотя моя драгоценная Фея все равно продолжала оставаться в моих невидимых мечтах…
Глава 2
Бес стыда
или
Парадоксы Леллямера
Ты мне изрядно нравишься, – усмехнулся Леллямер, глядя на пышнотелую даму в норковом манто. Дама тут же сдвинула брови, но все-таки промолчала.
В ней сразу было видно породистую женщину! На такую просто так не сядешь и не поедешь! Но подвыпивший Леллямер был почти невменяем… Он смело сгреб даму в охапку и крепко поцеловал ее в сочные губы. Кругом ходили люди, но на них никто не обращал внимания, очевидно предполагая, что Леллямер муж этой дамы. Дама конечно, изрядно опешила, и после недолгих раздумий закричала… Возможно, от волнения она немного перестаралась, и вместо крика вышло одно только шипение…
Леллямер сразу же опомнился и протрезвел… Его немного прошиб пот, и он от какого-то непонятного страха перед дамой встал на колени.
Прости, дорогая, – всхлипывал он, слюнявя подол ее шубы…
Это уж чересчур… – завопила она.
Но я же прошу тебя, черт побери, – закричал в ответ еще более перепуганный Леллямер.
Вот тебе, сволочь, вот! – раскричалась от нервного переутомления дама, ударяя своей миниатюрной сумочкой Леллямера по его рыжей голове.
Тут к ним совсем незаметно подошел милиционер и потребовал от них тишины. Дама радостно расплакалась и попросила забрать пьяного хулигана, то есть Леллямера, с собой… Однако милиционер, только что видевший всю сцену, не поверил ей, что Леллямер не ее муж. Уж слишком грубо и просто на «ты» называла Леллямера дама. Опомнившийся Леллямер стал бить себя кулаком в грудь и кричать, что он уже сто лет как муж этой дамы. Философски настроенный милиционер состроил им обоим необычную гримасу и оставил их вдвоем наедине. Напуганная дама поспешила убежать, но опять ударивший в голову Леллямера хмель заставил его снова обнять даму и даже громко расплакаться от только что пережитого потрясения.
В это время появился муж этой почтенной дамы, тоже очень солидно одетый, и широко шагающий, высоко подняв голову. От неожиданности дама испуганно его окликнула и заморгала глазами… Леллямер тоже замолчал, чувствуя что-то неладное, забыв, однако, совсем освободить даму от своих безумных объятий…
Потрясенный муж молчал, широко открыв рот, показывая указательным пальцем на притихшего Леллямера… Эта немая сцена больше всего не понравилась самому Леллямеру, и поэтому он легко вздохнул, как-то беззаботно прищелкнул языком, и отпустив даму, тут же кинулся обнимать мужа.
Здорово, родственник, – прокричал он ему на ухо и тут же все так же нелепо и крепко поцеловал его в сочные губы.
Кто это? – наконец промолвил муж.
Родственник, – машинально помолвила дама, морщась от огорчения.
У тебя что, зуб болит? – спросил ее муж.
Ну конечно, – засмеялся Леллямер, продолжая обнимать мужа.
Может, вы все-таки оставите меня в покое? – вежливо прошептал ее муж.
Да ради бога, – захохотал Леллямер и опять обнял примолкшую даму.
Нет, это просто нахальство, пользоваться родственными связями, – ничего не соображая, пробормотал муж.
Это не родственник, – глухо произнесла дама, вытирая платочком льющийся пот со лба.
А кто же он? – уже с тихим ужасом посмотрел муж на Леллямера.
Это просто пьяница, пьяница, который пристал ко мне здесь, на улице, – судорожно прохрипела дама.
Нет, я ее родственник, – уткнулся носом в плечо ее мужа Леллямер…
Может, ты все-таки объяснишь! – закричал муж на даму.
А катитесь вы все в жопу! – крикнула плачущая дама и ушла дальше по улице.
И тут Леллямеру стало так нестерпимо стыдно от всей этой ненужной болтовни и каши заваренной им, и он тоже заплакал, и попытался обнять мужа, и все ему сразу объяснить, но муж ударил Леллямера кулаком меж глаз и кинулся догонять даму.
Когда Леллямер рассказал эту историю, в очередной раз вернувшись в общежитие поздно вечером и в изрядном подпитии, я ему не поверил, правда, минуту спустя, более внимательно приглядевшись к большому синяку под правым глазом, все же поверил, с весомой долей сомнения. Было в нем что-то парадоксальное, необъяснимое, как и само происхождение. Наполовину немец, наполовину еврей, он вместе с тем являл безумно русский характер.
Обучавшийся уже на последнем курсе, и освобожденный для написания дипломной работы, он мог пить сколько угодно, и сколько угодно иметь женщин. Вскоре он стал приводить к нам в общежитие женщин и самое ужасное, он нисколько не стеснялся меня, а видя мой легко проступающий на лице стыд, он вводил меня во все большее смущение.
Он мог иногда, исподтишка поглядывая на меня, вдруг обратиться к своей тоже пьяной женщине, с такими стихами:
Ты для него как святая Мадонна!
Он твоего не испытывал лона!
Обычно женщина смеялась, я же жутко краснел, тихо сидя у себя в углу на кровати с каким-нибудь увесистым томиком Канта.
В такие минуты я словно прикрывался серьезным и не знавшим никаких женщин философом, я зарывался головой в его антиномии, и вдруг обнаруживал в этих противоречивых существах сходные половые признаки, и тут же опять сгорел от стыда, находясь в полуобморочном состоянии.