Моё Золотое руно
Шрифт:
— Пять. Боже мой.
Француз взял бутылку и внимательно рассмотрел этикетку. Кажется, он был поражен не меньше меня.
— «Золотое Руно»!? — Поморгал, принюхался, затем улыбнулся: — Поздравляю, моя дорогая. Это несомненный успех, ведь я захватил с собой для сравнения отличные Шардоне и Совиньон. — Быстро же он взял себя в руки. — Давайте отпразднуем.
Успокоиться я смогла только после третьего глотка. И только сейчас до меня начало доходить то, что говорил мсье Жерар:
— Это
— Салют! — Ой, неужели это обо мне?
— Я с удовольствием возьму у вас партию «Руна», но пока ограничусь тысячей бутылок.
Уже неплохо, и все же…
— У вас есть какие-то сомнения насчет моего вина, мсье?
Француз щелкнул пальцами, словно нашел нужное слово:
— Сомнение, вот именно. Это очень неприятная ситуация… — Он встал с табурета, чтобы взять свою сумку, — … и мне жаль, что именно я принес это, как говорят у вас «пренеприятное известие»… но вот.
На стол передо мной опустилась еще одна бутылка «Золотого Руна». Нет, не «Золотого Руна». Я схватила бутылку и осмотрела со всех сторон. Контрэтикетка отсутствовала, как таковая. Колпачок из фольги на горлышке был черный с каким-то неразборчивым оттиском. Зато наклейка настоящая — дорогая фактурная бумага с голограммой и золотым тиснением. Только наклеена слишком небрежно: почти по всему периметру выступали застывшие потеки клея. А ведь я как знала — специально отказалась от самоклеющихся этикеток. Только того, кто подделывал мое вино, эти подробности не интересовали.
Уже не ожидая ничего хорошего, сорвала колпачок. Так и есть — пробка пластиковая. Молча показала ее французу, получила в ответ скорбный кивок и налила вино в стакан.
Ну, не совсем отрава. Возраст не больше года. Недостаточно выдержанное с плоским вкусом, да еще и отдает навозом. Такое можно продавать в картонных пакетах, но уж точно не под знаком «Дома Ангелисов».
— А где вы его купили?
— Ну, конечно, не в магазине.
— Конечно. — Акцизной марки на бутылке я тоже не обнаружила.
— В шашлычной на десятом километре от Дессы. Там, знаете, вдоль трассы множество маленьких забегаловок.
Боже, какой позор. Мое вино, мою гордость мало того, что подделывают, так еще и сбывают во всякие тошниловки.
Словно прочитав мои мысли, мсье Жерар положил руку мне на сгиб локтя.
— Не огорчайтесь, ма шери. Всех подделывали. И Великую Мадемуазель ***, и Рембрандта и вот вас теперь. Это неизбежное следствие успеха. Вам надо решить одну проблему… Вы меня понимаете?
Конечно, я понимала:
— Разобраться, откуда у мошенников настоящие этикетки.
У меня за плечом звякнуло стекло. Оглянулась. Наташа смотрела на осколки бутылки и винную лужицу, маленьким озером растекшуюся у ее ног.
— Я уберу.
Сейчас она, как никогда, напоминала испуганного кролика. Мне показалось, у нее даже нос шевелился.
— Ерунда, не огорчайся.
— Действительно, мадмуазель Наташа. — Покончив с неприятной частью дня, мсье Жерар был настроен наслаждаться жизнью. — Выпейте с нами.
И щедро набулькал нам еще вина из «правильной» бутылки. А затем с видом знатока объявил:
— Бог веселый винограда
Позволяет нам три чаши
Выпивать в пиру вечернем.
Ой-ёй-ёй. Мне уже совсем не нравилось его игривое настроение. Еще пара бокалов, и наш мсье распустит неаппетитные слюни старческого вожделения. А помощь-то запаздывала.
Мсье тем временем вконец разрезвился. Набулькав нам по второму бокалу, продолжал:
— …Первая во имя граций,
Обнаженных и стыдливых…
— Медея, можно я уже пойду? — Подала голос Наташа.
— Да, конечно.
А что еще я могла сказать человеку, и так уже отработавшему три часа в свой законный выходной день?
Поблескивая глазками, вмиг ставшими такими масляными, мсье Жерар прислушивался к торопливым шагам помощницы. Наверху хлопнула дверь, и он взглянул на меня с плотоядным предвкушением.
Я обреченно вздохнула, уже намечая план дальнейших действий: подливать гостю вина почаще, затем под каким-нибудь предлогом подойти со спины и на пару секунд пережать сонную артерию… Ну ладно, конечно, я не смогу так поступить со столь уважаемым человеком, но дайте хоть помечтать. Додумать я не успела, потому что наверху снова хлопнула входная дверь.
Наконец-то! К нам походкой пеликана приближалась мадам Фельдман.
— Медея, лялечка моя, я тут гуляла мимо…
Одним взглядом тетя Песя оценила мсье Жерара с точностью до франка — шкуру, мясо, копыта, рога. Кажется, его нашли достойным внимания. Ему же хуже.
— Ой, а что это вы пьете? Так, может, я не вовремя?
Француз всем своим видом показал, что таки да — не вовремя. Но ничего не поделаешь, воспитание заставило его подняться с табурета и приложиться к ядрено пахнущей рыбой ручке дамы.
— Аншанте, мадам. Мы дегустируем вино мадмуазель Медеи. Не желаете ли попробовать?
Его глаза молили: скажи «нет», старая калоша.
— Да! — Гаркнула мадам Фельдман.
Тете Песе надо было наливать «по саму туточку», и неважно, какая стояла перед ней тара — наперсток, стакан или ведро. Я наполнила бокал почти до краев.
Уже через две минуты тетя Песя, подперев кулаком оба подбородка, пристально всматривалась в лицо румяного от смущения мсье Жерара: