Моё Золотое руно
Шрифт:
Полупрозрачная фигурка мягко светилась в моих ладонях. Изящная головка опущена на грудь, руки плотно прижаты к туловищу, а вот ног у нее не было. Вернее, плотно сжатые полные бедра переходили в изящные голени, но ступни отсутствовали, и, судя по всему, их и не было изначально.
Нижняя часть фигурки напоминала узкий цилиндр — шип, который должен войти в некий паз.
Собственно, все было ясно. Я обмел рукавом каменную нишу, а затем со всей возможной осторожностью, опустил фигурку в выдолбленное отверстие. Подошло идеально.
— Хочешь
Богиня молчала, лишь таинственно светилась в одном-единственном солнечном луче, падающем на нее откуда-то сверху.
— Ну, тогда я пошел. Извини, что валялся на твоем алтаре. Я не знал.
Во второй за сегодняшний день раз остановившись у кромки воды, с волнением вдохнул прохладный воздух пещеры. Если не получится сейчас, вероятно, я останусь здесь навсегда.
Вдох, второй, третий… В толще воды прямо передо мной зажегся голубой огонек. Еще несколько вспыхнули у моих ног. Сам не знаю зачем, я наклонился и поднял длинные изогнутые камешки. Они почему-то тоже казались теплыми, почти горячими.
Отфыркиваясь и тяжело дыша, вынырнул на поверхность метрах в двухстах от отдельно стоящей скалы с крестом на вершине. Полежал немного на спине, отдыхая, затем широкими гребками направился к берегу.
До чего же хорошо было всей кожей впитывать солнечное тепло и дышать влажным утренним бризом. Не раздеваясь, я упал на узкую полоску желтоватого песка и сквозь наполовину сомкнутые веки следил за полетом чаек.
Кого из Богов мне следовало сегодня поблагодарить за спасение? Трудно сказать. Похоже, все они — от безымянных и полузабытых скифских до милосердного и справедливого христианского — отлично уживались здесь, на древней земле Тавриды.
Кстати, о Богах… Чем на прощание одарила меня маленькая халцедоновая красавица? Я расстегнул молнию на кармане и высыпал на ладонь камешки.
Не камешки… фигурки дельфинов. Один из них был сердоликовым, тот самый, которого швырнула в воду бунтующая против судьбы Медея.
Остальные, покрытые бархатистой зеленоватой патиной, казались бронзовыми. Ну, конечно! Это действительно были бронзовые рыбки, две с половиной тысячи лет назад в Ольвии заменявшие монеты. В те времена каждый из них тянул на четверть обола (29), сколько они стоят сейчас, трудно было вообразить.
Я пересчитал фигурки: четыре бронзовых, одна серебряная и одна, возможно, золотая.
— Спасибо, Богиня!
Словно мне в ответ со стороны моря раздался голос. Вот только был он до странности знакомым, что сразу вернуло в реальность. Убрав свою добычу обратно в карман, я встал и помахал рукой долговязой фигуре, которая, широко расставив ноги, маячила на корме рыболовной лодки.
— Я здесь!
— А, здорово, Робинзон! Не нагулялся еще?
— Нагулялся. Вода есть?
— И вода и еще что покрепче.
За водой снова пришлось плыть: братья Ангелисы подошли к берегу метров на пятьдесят, дальше лодку не пустили лежащие на дне крупные каменные глыбы.
Подхватив под мышки, меня втянули на борт и шлепнули на дно лодки две крепкие и цепкие руки.
— Держи! — Яшка сунул мне в руки оплетенную соломой бутыль.
Вино. Белое. Холодное, как из погреба.
Опа-опа та бузуки,
Опа ке обаглома,
Газо изму стахастуни,
Меговлезы тагзсегхнас
— Хватит голосить, — это уже Гришка. — На вот, запей.
Еще одна такая же бутыль, только уже с водой. Кажется, ее я выхлебал, не отрываясь, до дна.
— Как вы меня нашли?
— А что искать? — Пожал плечами Яшка. — Нас Медея сюда еще вчера за тобой послала. Она беспокоилась.
Медея. Внутри загорелся маленький огонек, и я точно знал, что это не от вина.
— Так что же не пришли вчера?
— А куда торопиться? — Гришка подвинул ближе к носу сеть, давая мне место вытянуть ноги. — Вчера в таверне Костас проставлялся. Обмывали его новую машину.
— Какую машину? — Удивился я.
— Розовенькую.
Кажется, я пропустил много интересного.
— А подробнее?
— Костас Спитакис, влюбленный пингвин, купил розовый Фиат 500 L своей официантке. — Объяснил Яшка.
— Ну, той новенькой. С сиськами, — уточнил Гришка, как будто я не помнил Оксанины стати.
— О! Так это начало большого пути, — одобрил я.
— Точно, — согласились братья. — Загулял клиент по буфету. Хрен теперь его детки наследства дождутся. Сегодня вечером, кстати, продолжение банкета. Приходи.
— Пожалуй, не получится. — Я запечатал и отставил в сторону бутыль с вином. — Смотаюсь-ка я еще раз в Дессу.
У старого прохиндея Зикельмана при виде моих дельфинов чуть глаз не выпал вместе с окуляром.
— Молодой человек, — то ли он был жуликом по-своему честным, то ли после многих лет знакомства считал неуместным держать меня за дурака. — Вы же понимаете, что на аукционе выручите за эти монеты в два раза больше.
— Карл Генрихович, но вы же знаете, какие налоги я заплачу после их продажи. Кроме того, — я чуть наклонился вперед и понизил голос, — с некоторых пор я стал избегать публичности, знаете ли.
— Прекрасно вас понимаю, молодой человек, — с большим чувством согласился Зикельман.
Старейший и, по слухам, богатейший из ювелиров Дессы, он этой самой публичности чурался, как огня. Ну, действительно, кому какое дело, какой гешефт получал маленький сухонький ашкенази от продажи краденых драгоценностей и контрабанды бриллиантов?
В любом случае, меня он не обидел.
(27) Апноэ — задержка дыхания
(28) Ночесветка — светящийся зоопланктон