Могила Густава Эрикссона
Шрифт:
Я был в каком-то оцепенении, руки не двигались, но пальцы сгибались, чем я и воспользовался.
– А вот не благословляется своему духовнику факи показывать! – оскорбился отец Роман.
Я с трудом выдавил из себя:
– Ромка… Всё в порядке. Просто очень устал… Я оклемаюсь, отвечаю… Ты Ланку успокой. Как приду в себя, заедем к вам с Фотькой…
– А помирать не будешь?
– Не буду, не хочу…
– Ну, тогда Христос меж нами, – Ромка нагнулся, обнял меня и пошёл успокаивать Ланку.
Пацан сказал, пацан сделал. Умирать я действительно не хотел. Поэтому через два дня встал. Очень мне в этом помогла та весна. Выдалась она необыкновенно щедрой на солнце и тепло. И уже во второй
Однажды моя добрая знакомая, Игуменья Рождества Богородицы Снетогорского женского монастыря во Пскове матушка Татиана, пошутила:
– Вы такой смешной, когда церкви разглядываете, похожи на маленького медвежонка, который чему-то удивился и встал на задние лапки.
Это же надо было так точно подметить! И вот весь май я бродил по Москве и, как удивлённый медвежонок, часами пялился на все эти храмы. Рассматривал их так подробно, как будто хотел съесть их глазами. И архитектура с историей в моей голове превращалась в музыку, а музыка давала силы и лечила. К концу мая я уже мог не только по Москве слоняться, но и выбираться в Подмосковье.
У моего Тимошки настали летние каникулы, и он с радостью стал ездить вместе со мной. До этого он очень переживал, что папа у него всё время на работе и совсем с ним не занимается. Теперь же я посвящал ему всё своё время. Конечно, он уставал от наших странствий, ведь только за первое лето мы объехали половину Подмосковья, прочесали ближние к нам районы Владимирщины и Тверской области. Столько всего Тимка увидел и узнал за это лето, что его одноклассники вряд ли столько увидят за всю жизнь. А мы с сыном очень сдружились. Это хорошо было видно со стороны. Единственно, что смущало тех, кто смотрел со стороны, – это когда мы начинали горлопанить. Был у нас свой репертуар и свои хиты. Конечно, всяких тёток и старушек сильно смущало, когда восьмилетний ребёнок наяривал вместе со мной
Все говорят, что пить нельзя,
А я говорю, что буду! *12
или
Мама, что нам делать с глобальным потепленьем?
Покрепче забивать косяки! *13
или
Что нам делать с пьяным матросом?!
Что нам делать с ним?! *10
Совсем тётки и старушки разбегались в панике, когда мы выдавали
Свободу Анжеле Девис! От Анжелы Девис – руки!
Дайте свободу нашей Анжеле, дайте свободу, суки! *14
А добивали мы их песней про нашу бабушку
Её боятся все на свете пираты,
И по праву гордятся ей
За то, что бабушка грабит и жжёт их фрегаты,
Но щадит стариков и детей. *15
Ланка тоже частенько выбиралась с нами и в Коломну, и в Звенигород, и в Серпухов, и в Можайск. Тогда, чтобы её не позорить, мы с Тимкой меняли репертуар на лирический.
За лето я пришёл в себя и вдруг помолодел лет на пятнадцать. Да, по ночам мне продолжала сниться работа, и я раза по три будил Ланку своими паническими воплями. Но как прошлое не пыталось цепляться за моё подсознание, оно всё уверенней оставалось в прошлом.
……….
Вот только в конце сентября случилась пренеприятнейшая история. Все мои честно наворованные деньги закончились, и надо было принимать решение – как жить дальше. «А как же пенсия?» – спросите вы. Внесу ясность. На мою подполковничью пенсию можно заплатить коммуналку и два раза закупиться в дешёвом продуктовом магазине. Не верите? Покопайтесь в открытых источниках – будете сильно удивлены.
С работой для моих бывших коллег уже осенью 2016-го всё было замечательно – её просто не было. Если не считать работой стрёмные варианты, когда тебе платят 30 – 50 тысяч за то же самое, за что пять лет назад платили 100 – 150. Нет работы и нет, и очень хорошо. Значит можно не тратить время на бесконечные поиски с заранее предрешённым результатом. А на 30 – 50 тысяч всё равно не проживёшь. И решил я открыть своё небольшое дело. Да, да, любезный читатель, именно то дело, о котором вскользь упомянул в предыдущей главе. Когда я о нём рассказывал, все истерически смеялись и крутили пальцем у виска, а те, кому я был дорог, горестно думали: «Надо же! Такой сильный человек, а не выдержал испытаний, совсем с ума сошёл…»
Но настало время рассказать, что же это за дело. Годы службы в подразделениях по борьбе с организованной преступностью были, безусловно, самым сытым и благополучным периодом в моей жизни в плане добычи хлеба насущного. И вот в самом начале этой славной эпохи, прочёсывая по каким-то делам скорбным Вернисаж, наткнулся я на прилавок, за которым торговал удивительный Мастер Лукьянов. Продавал он солдатиков. Нет, конечно, не тех солдатиков, которыми детишки играют в песочнице. Это были точные копии кавалеристов, артиллерии и пехотинцев в масштабе «54 мм». Как назло, в тот день на прилавке у удивительного Мастера Лукьянова стояла сплошь наполеоника. Причём пехота и артиллерия была детищем удивительного Мастера, а кавалерию он продавал изготовления своего друга Александра Власова. В последствии оказалось, что Саша Власов – самый выдающийся художник в нашей стране, занимавшийся исторической оловянной миниатюрой, а сам Мастер – тоже далеко не последний олень в этом деле.
У каждого человека есть свои детские комплексы. Один из моих – война 1812 года и Бородинское сражение. Всю историю той войны я знаю в малейших подробностях: события, действующие лица, расписание войск и многое другое. А Бородинское поле я облазил вдоль и поперёк и чётко знаю с привязкой к местности, где какой батальон или эскадрон какого полка действовал в какое время сражения и как он при этом был обмундирован. Даже если бы я полностью ослеп, я мог бы водить по Бородинскому полю экскурсионные группы. И, поверьте, это были бы самые лучшие экскурсии.
А вот солдатиков таких во времена моего детства не было. И я реально попал. На деньги. Удивительный Мастер Лукьянов очень радовался такому оптовому покупателю. Я сначала не понимал, зачем я трачу на это приличные суммы, и утешал себя тем, что человек имеет право на то, чего он не дополучил в детстве. А времена у меня тогда были, напомню вам, весьма благополучные. Человек, к сожалению, такое существо, которое очень быстро ко всему привыкает. Привыкает к плохому: к концлагерю, к окопам, к войне, к нищете. Также быстро привыкает к хорошему. Если б не эта высокая адаптивность, глядишь, мы бы умели ценить и хранить то лучшее, что выпадает нам в жизни. А так – мы только жалобно скулим, когда осознаем, – лучшее позади. Я – отнюдь не исключение из общих правил. Поэтому, на фоне личного благополучия и чудесным образом устроенной личной жизни, начал мне по-маниловски мерещиться двухэтажный домик в Можайском или Рузском районе, и большой второй этаж, где я в состоянии старческого маразма разыгрываю Бородинское сражение в масштабе 1 к 100. Но, как ты помнишь по предыдущим главам, любезный читатель, счастье Фрэнсиса Макомбера было недолгим. И хоть Фрэнсис Макомбер быстро съехал из золотых чертогов снова в окопы, коллекция скопилась большая и впечатляющая и занимала все шкафы в моей крохотной квартирке.