Могол
Шрифт:
Рамдас в белом камзоле и штанах, как приличествовало слуге, был не менее импозантен. Он не мог налюбоваться на себя в каждой отражающей поверхности.
Ричард стремился хоть раз увидеть великого Сулеймана, известного под именем Великолепный, когда тот направлялся в мечеть, носящую его имя. Но султан был окружен приближенными и стражей так плотно, что не было возможности разглядеть даже его лица.
Константинополь вызывал бесконечное восхищение, хотя для удовольствия в нем предлагали только мальчиков. Велик соблазн был остаться там до улучшения погоды, поскольку становилось очень холодно и сыро. Время, однако, было товаром, которого у Ричарда оставалось очень мало. И он поспешил отправиться в путь, едва одежда была готова.
Они не встретили ни одного враждебно настроенного человека на территории, контролируемой Османской империей, до самой границы с Австрией. Турки уничтожили даже разбойников на холмах. Или, возможно, разбойники просто попрятались от холода.
Температура падала с каждым днем. Даже в меховых тулупах, которые Ричард купил в Белграде, путешественники дрожали от холода. Рамдас, который никогда не знал такой погоды, даже в детстве в горах Непала, переносил ее особенно болезненно. К тому же довольно часто дорогу преграждали снежные завалы, и приходилось надолго задерживаться. Но Ричард спешил. С приближением конечной цели его дальнего путешествия нетерпение росло стремительно.
Перейдя границу с Австрией, он пережил значительное потрясение. В Константинополе и Буде он слышал о различных религиозных переворотах на Западе, но турки не придавали им особого значения. Сейчас ему пришлось доказывать, что он истинный католик. Оказывается, спустя некоторое время после их с Томасом отъезда на Восток немецкий священник по имени Лютер развернул дебаты, осуждая продажу индульгенций, дающих отпущение грехов. Затем он распространил свои обвинения на всю структуру церкви.
Его отлучили от церкви. Так же как и другие до него, например Савонарола, он мог бы кончить свою жизнь на плахе. Но он заручился поддержкой влиятельных немецких принцев. В результате жители почти всей Северной Германии провозгласили себя лютеранами и отвернулись от Папы Римского.
На какой бы адский огонь их ни осуждали, Ричард видел в этом движении больше политических причин, чем религиозных. Так же как и турки, он не воспринимал эти события чересчур серьезно. Пока не узнал, что происходит в Англии.
— Англия! — воскликнул хозяин гостиницы, с которым он обсуждал этот вопрос. Это был один из немногих австрийцев, понимавших испанский. — Там хуже всего! Король-отступник провозгласил себя главой всей церкви. Знаешь почему? Не с какой-либо священной целью, можешь быть уверен. Король всего лишь хотел развестись со своей женой и взять другую.
— И поэтому он порвал с Римом? — удивился Ричард.
— А как ты думал? Королева была тетушкой самого императора. Она до этого была помолвлена с его братом. Просьбу Генриха о разводе по этой причине отклонили. Тогда он порвал с церковью и вновь собрался жениться. Отрубил голову своей пятой жене и взял шестую. Он хуже турок. Сулейман, по крайней мере, оставлял своих жен в живых.
— И английский народ признает все это?
— У них нет выбора. Любой, кто отказывается присягнуть Генриху, как главе церкви, тотчас отправляется на плаху.
Ричард почесал затылок.
— Тебе надо подумать еще не раз, мой друг, прежде чем отправляться дальше, — посоветовал ему хозяин гостиницы.
— Конечно, я так и сделаю, — согласился Ричард.
Наконец в Западной Европе наступил мир. Ричард полагал, что Папа захочет поднять крестоносцев против лютеран, но сообразил, что это невозможно, пока турки располагают крупными силами вдоль восточной и южной границ. Поэтому в настоящий момент великие христианские силы поддерживали между собой зыбкое равновесие.
Имя англичанина не вызывало такой ненависти, как обрисовал ему хозяин гостиницы в Вене. У Ричарда создалось впечатление, особенно во Франции, что народ больше развлекали, чем возмущали шалости короля Генриха. Все с интересом ждали результатов провозглашения Британией религиозной независимости. У приверженцев лютеранства вообще не возникали сомнения о правомочности такого шага. Отделение от Рима не было главным для короля. А подданные все гадали, насколько долго продлится его шестой брак.
В то же время Ричарду требовалось определить для себя отношение к новой системе.
Последние двадцать лет он мало обращался к своей религии. Торопливая молитва в минуты особо тяжких испытаний — вот и вся его вера. И за это время он ни разу не был в христианской церкви. Нет, он не для того прошел полмира, чтобы сложить голову в раздоре, инспирированном похотью короля.
— Мы были хорошими мусульманами в Кониа, Рамдас, — сказал он. — Мы будем хорошими английскими христианами в Англии.
— Конечно, сахиб, — согласился Рамдас.
Высадившись в январе в Дувре, они сразу купили лошадей и отправились в Лондон. Первое Рождество за двадцать лет Ричард отпраздновал в Париже.
— Блант, вы сказали? — спросил секретарь, вглядываясь в высокого, хорошо одетого человека перед собой, но с кожей такой же темной, как и у его слуги. — Сэр Томас Блант с командой потерялись в море много лет назад. Вас заклеймят как самозванца, сэр.
— Вы имеете в виду, что «Бонавентура» и мастер Боттомли не возвращались? — спросил Ричард.
— О судне не было слышно ничего со времени его отплытия из Плимута.
Ричард подал ему свои грамоты о полномочиях.
— Посмотрите их внимательно, им двадцать лет. Секретарь развернул потертый пергамент.
— О, пресвятая Богородица! — воскликнул он, а затем судорожно сглотнул. — Вы сэр Томас Блант!
— Сэр Томас умер в Индии, — сказал Ричард. — Я его кузен. Не знаю, что случилось с мастером Боттомли и его людьми, но он достиг Индии, а сэр Томас и я прошли далеко в глубь ее территории. Сейчас я вернулся с важными известиями для его светлости.