Могущество и честь
Шрифт:
Пока на нас никто не спешил кидаться. Любопытно — мне действительно показалось, или просто вражина затихарился?
— Предлагаю двигаться дальше, — сказал Шунгрий. — Если это лазутчик, то мы его сейчас всё равно в скалах не найдём. Надо просто прибавить шагу. А если демон, то рано или поздно тварюга сама обнаружит себя. Когда кинется. Не стоять же здесь два часа, не ждать же этого…
Теперь я уже чаще прислушивался и оглядывался, и покой вокруг перестал меня умиротворять. Усталость пропала, может быть, открылось какое-то по счёту очередное дыхание,
Но что ж можно поделать? С организмом споры бесполезны.
— Как ты думаешь, а что сейчас творится в столицах? — спросил я у Аштии.
— Боюсь даже предположить.
— Считаешь, там полным ходом беспорядки?
— Скорее всего. Именно потому тем, кто держит вожжи, ни в коем случае не следует спускать с цепи этого зверя… Толпу… Она всегда стремится к самоуничтожению. Только закон и традиции, только порождаемый ими страх упорядочивает общество и тем сохраняет ему жизнь. Как только рушатся эти столпы, общество превращается в толпу. И та принимается пожирать сама себя… Я понимаю, тебе неприятно это слышать. Чужой закон, чужие устои, чужие нравы не кажутся тебе истинными. Но лучше любой порядок, чем хаос…
— Я вообще с тобой спорить не собирался. Я по другим причинам рожи корчу.
— По каким?
— О жене подумал.
Аштия понимающе помолчала.
— Если соображает, то в самом начале беспорядков или даже до их начала уехала в деревню к родственникам. Инерция — дело значимое, толпа разгуляется не сразу. У твоей супруги будет время.
— Можно подумать, в деревне безопасней безопасного и беспорядков случиться не может. Да ещё «гармошка» рядом. Не зачищенная.
— В деревне беспорядки крайне маловероятны. В провинции жизнь сложнее, все зависят от всех, поэтому забываться опаснее. Но тоже могут быть проблемы, верю. От этого сейчас никто не застрахован. Что же до демонов, то углежоги — крепкие ребята. Не дождавшись поддержки солдат и охотников, справятся и сами.
— Ладно, а если, допустим, соображения не хватило, и Моресна осталась в столицах? Сколько у неё шансов? Ты своих знаешь лучше меня, насколько оцениваешь перспективы офицерской жены?
— Я знаю своих соотечественников такими, какими они были прежде, не нынешних. А касательно шансов твоей супруги — обычно, как на любой войне. Ровно половина. Или уцелеет, или нет.
Я решил сперва, что это шутка, и сделал над собой большое усилие, чтоб не оскорбиться. С моей точки зрения, подобными вещами шутить было недопустимо ни для кого, и стоило значительного труда напомнить себе, что в Империи другие нормы такта, и вежливость тоже другая.
А потом до меня дошло, что Аше не шутит.
— Тогда что ж касательно твоего сына? — обозлился я по совокупности.
Женщина, к моему изумлению, отреагировала с беспримерным спокойствием.
—
— Спасибо, — пробормотал я, устыдившись. Действительно, не стоило такое говорить матери. Перебор, каким бы циничным ни выглядел в моих глазах её ответ. В конце концов, что для неё Моресна? Чужой человек.
— Ну, есть новости? — спросила Аштия Шунгрия, как-то незаметно оказавшегося на положении её первого зама и отчасти командира номер два в нашем скудном отрядике.
— Всё тихо. Наши ребята никого не заметили. Может, ложная тревога?
— Или демон. Передумал нас кушать.
— Может, и так, — с сомнением ответил я. Несвойственное для демонов поведение. Но лучше этого не озвучивать, ни к чему волновать ребят.
— Скоро начнём спускаться в долину. Хочешь не хочешь, а пару дозорных вперёд придётся отправить.
— На полперестрела, госпожа. Моё такое предложение.
— Принимаю.
Дорога действительно пошла вниз. Я нервничал, но пока на нас никто не кидался и стрелы в спины не метал. Аше по-прежнему выглядела плохо, однако держалась в седле увереннее, чем накануне, и смотрела твёрже. Трудно было понять, как она воспринимает наши собственные перспективы, с оптимизмом или скептически. А может, лучше мне этого даже и не знать. Уж что-что, а выдержка её светлости никогда не даст трещины, и мы не узнаем, если даже она и ждёт гибели каждую минуту. Пока сами не ляжем.
Аштия мало говорила, скорее предпочитала выслушать советы Шунгрия и мои, какие-то одобрить, какие-то отбросить, а не давать жёсткие прямые указания. Собственно, она привыкла так себя вести и на командном пункте, в штабе.
Тракт постепенно выправлялся, стал ровнее, пошире, прекратил безудержно петлять, и появилась возможность видеть дорогу хоть на пару сотен метров вперёд. До предгорья оставалось всего ничего, как и до границ владений Атейлера, где стоит только Аштии обнаружить своё присутствие, и лучший исход, который её ждёт, — смерть. А могут ведь и не убить сразу. Могут ведь взять в плен и использовать как аргумент в противостоянии, как меру воздействия на Солор, да мало ли что…
Нас, её спутников, это, конечно, не касается. Хотя кто знает… Подобные мысли заставляли почаще ворочать шеей. В глазах бойцов я видел тот же страх, который наверняка демонстрировал и мой собственный взгляд. Но ни от кого из них не приходилось ждать паники, отказа сражаться, тем более предательства. Страх отдельно, долг — отдельно.
К тому же пока вокруг было тихо.
На ночлег мы встали уже за пределами путевого камня и развилки, и то потому, что знающих здешнюю местность среди нас не нашлось, а идти по предгорью в полной темноте и ещё наобум — самоубийство. Глупое.