Мохнатый бог
Шрифт:
След медведя по снегу.
Накануне мая выпало какое-то феноменальное количество снега — Колымская трасса в нескольких местах была перекрыта лавинами, что, в общем-то, нетипично для тех мест. На «Урале» каких-то прикормленных Эдиком браконьеров нас довезли до нужного ущелья. Именно ущелья, а не распадка, которые характерны для низкогорья Северо-Востока Сибири. Сразу за перевалом, по словам Эдика, как раз и начинались
Ущелье изгибалось несколько раз, и, когда мы прошли по нему около пятнадцати километров, я немного успокоился — стало ясно, что до гор с медвежьими высыпками довольно далеко, и шансы на то, что наше предприятие может увенчаться успехом, несколько увеличились. С моей точки зрения, по крайней мере.
Перевал мы преодолели уже в сумерках и заночевали под открытым небом, выкопав яму в сугробе и завалив две случайно росшие под самым верхом лиственницы. Такие ночёвки имеют один существенный плюс — рассвет проспать невозможно.
Вот с этим самым рассветом мы оживили костёр, проглотили по паре кружек крепчайшего чёрного чая и двинулись на лыжах вдоль гребней гор. То ли байка про «чёрные горы» всё-таки была байкой, то ли снега в этот год выпало уж слишком много, но мы так и не увидели никакой череды сопок с обнажёнными склонами.
Тем не менее к полудню мы нашли длинную пологую сопку с обтаявшей вершиной, с низенькой щёткой кедрача по краям чёрной проплешины. Мы легли на солнцепёке в километре от проталины и принялись облизывать каждый метр на ней в бинокли.
Разглядывали мы её недолго.
Вдоль нижней кромки кедрача, опустив морду к земле, по проталине двигался крупный медведь. Судя по всему, он собирал на обтаявших кустарничках прошлогодние ягоды. После того как мы понаблюдали за ним с четверть часа, он развалился на солнцепёке и, судя по всему, заснул.
В принципе тактика охоты была понятна. Надо было обойти сопочку с проплешиной кругом и подняться на неё с другой стороны, с тем чтобы выйти на пасущегося или спящего зверя сверху. Обход я оценил в пять километров — на лыжах и с подъёмом это заняло бы чуть больше часа. Но здесь возникала другая проблема — было непонятно, куда денется медведь, если он вдруг проснётся и решит куда-то идти. Даже если он останется на проталине, то может забиться в стланик или просто переместиться на триста метров в сторону — тогда он может заметить, а точнее, услышать или почуять подкрадывающегося охотника до того, как стрелок его увидит. А ещё он может уйти за склон и там встретиться с поднимающимся охотником лицом к лицу.
В то время в нашем распоряжении не было доступных портативных радиостанций, и мы порешили — Эдик, который был вооружён только двустволкой ИЖ-12, остаётся на месте, я же обхожу сопку, поднимаюсь наверх. Наверху я нахожу в бинокль Эдуарда, который знаками будет мне показывать, где находится и куда направляется медведь. Мы договорились, что я появлюсь возле геодезического тура на самой вершине горы — так что Бочкин должен был всё время наблюдать за медведем и держать под контролем место моего вероятного появления.
На обход я потратил чуть больше двух часов — снег раскис и «валился», так что наверх я поднялся, уже изрядно умотавшись.
Лыжи я оставил на границе проталины, недалеко от вершины.
Постель медведя в весеннем сугробе.
Медведь мне, по счастью, по дороге не встретился. Тут я обнаружил ещё одну неприятность — поднявшись на вершину, из-за пологого склона я видел только ближайшие двести метров горы, остальная часть скрывалась за перегибом. Но зато сквозь линзы бинокля я видел Эдика, который оживлённой жестикуляцией показывал мне, что медведь поднялся и двигается (похоже, что потихоньку) справа от меня вдоль кустов стланика.
Я совсем потихоньку (на ногах у меня были валенки без резиновой подошвы — это исключительно бесшумный вид зимней обуви) двинулся в указанном мне направлении. Через двести метров я увидал горб медведя, который находился за кустом кедрового стланика в ста пятидесяти метрах от меня. Я лёг на тёплый и уже вполне высохший ягельный ковёр, навёл винтовку на место, откуда зверь должен был выйти из кустов, и замер.
После выстрела медведь кубарем покатился вниз и распластался в пятистах метрах внизу, на дне распадка. Затем он попытался встать, но ноги его не держали, и он просто забился в агонии. Я опрометью побежал вниз и выстрелил в него дважды из гладких стволов. Но это, похоже, было уже лишнее…
А потом мы тащили шкуру этого двух с половиной метрового медведя тридцать километров до трассы по рыхлому и мокрому снегу… Нет, это всё-таки было не пять километров…
На этой охоте зачастую стрелять приходится издалека, поэтому предпочтительным оказывается нарезное оружие — карабин, винтовка или комбинированное ружьё. Довольно часто здесь приходится стрелять в неподвижного или медленно идущего зверя, так что времени для того, чтобы точно послать пулю, оказывается достаточно.
Охотнику надо знать, что ранней весной, когда внизу в логах температура ниже, чем на прогретых солнцем вершинах, воздух тянет снизу вверх, в то время как в летнее время наоборот — сверху вниз.
Подходить к медведю следует только тогда, когда он держит голову опущенной книзу или занят каким-нибудь серьёзным делом, например раскопками сусличьей норы. Когда зверь останавливается и поднимает голову, охотнику следует замереть — как на глухарином токовище, когда глухарь останавливает свою песню.
Стоит помнить ещё и о том, что все звери предпочитают передвигаться, выдерживая генеральное направление против ветра — даже если тот тянет совсем чуть-чуть.
Весенние наброды медведя на снегу — знак его присутствия в данном районе.
В крутых горах с изрезанными склонами медведи, как, впрочем, люди, олени и прочие млекопитающие, для переходов со склона на склон или с горы на гору предпочитают пользоваться перевалами и седловинами. Однако в пологих горах такая тактика совсем необязательна — зверь может ходить и напрямую, поперёк распадков.