Мои? чужои? король
Шрифт:
Мне вдруг захотелось прямо противоположных вещей.
Объясниться… поделиться со своим мужем чувствами, в намерении наладить наши отношения — будто я доверяла ему и готова была вверить и свою жизнь, и судьбу, как и полагалось по нашим клятвам.
И отвернуться, потому что он чужой. Враг. Он взял меня в жены ради собственных, тайных побуждений, и они точно не были добрыми. Тогда. Сейчас же…
Ох, и в его крови бурлит огонь, сталкиваясь со льдом, мешая мне думать. Мы будто одной на двоих хворью заболели — но только я и чувствую, даже на этом пронзительно ветру
— Не извинений хочу, — выталкиваю из себя. И для него неожиданно, и для себя. И так быстро, будто боюсь передумать и замолчать посреди фразы, — Но перестань судить по каждому слову, мой король.
— Я ведь и по поступкам могу…
— А если я буду?
— А разве не делаешь это?
Медлю. Но поясняю все-таки:
— Быть может… я ищу и другие возможности. Быть может… иногда я чувствую надежду.
Он неоэиданно опускается рядом со мной на шкуру. А потом… удивительно, но разворачивается так, как сидел прежде Даг. Защищая меня от ветра. И голос его слегка приглушен, когда спрашивает.
— Надежду на что?
«Женщина, что река, Эсме. Устроит запруду — и все застынет, покроется илом, встанет. Бревна собьются в кучу и переломают каждого, кто подойдет. Разольется широко — поглотит то, что попадется на пути. Обидится, забурлит, утопит утлую лодчонку. Но гордый драккар река выведет в нужную гавань».
Я будто слышу шепот старой Нья на ухо. И ныряю с зажмуренными глазами.
— Что у нас все не закончилось той ночью. И есть чему начинаться.
Вздрагивает. Сердцем вздрагивает, не телом — и ледяной звон от этой дрожи передается и мне.
— Ты бы хотела этого, моя королева?
— А ты бы хотел этого, мой король?
На мгновение мне кажется, что ответит. Но возможный ответ сдувает особенно холодный порыв, выплескивая из мировой лохани крик воронья.
Я резко вскидываюсь и смотрю наверх — ни одной птицы. Зато Ворон достает из-за пазухи трехструнную гигью и кладет мне на колени.
— Возможно… это не даст тебе скучать.
— Я не слишком талантлива в музицировании…
— Я научу.
Смотрю на него с изумлением. Король, умеющий извлекать стоны не только из глоток врагов? Но киваю немного растерянно, и жду, когда мне дадут и смычок. Этого не происходит.
Эгиль щиплет одну, вторую, и смотрит на меня почти с весельем:
— На Севере уходит все лишнее. Зачем гигье смычок, если есть пальцы?
— Мне впору смириться, что северяне и едят руками, и забивают колья?
— И убивают мятежных…
Я хмыкнула. А потом засмеялась.
Потянула на себя струну. И спела почти с вызовом:
Я с мечом кровавым
и копьем звенящим
странствовал немало,
ворон мчался следом.
Грозен натиск воинов.
Пламя
В городских воротах
яростно я дрался.
Но он не подхватывает вызов. Смотрит лишь вдаль и воспевает странное.
Рун не должен резать
тот, кто в них не смыслит.
В непонятных знаках
всякий может сбиться.
Десять знаков тайных
я прочел и знаю,
что они причина
хвори этой долгой.
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР.
ГЛАВА 1
Три узла.
У нее три узла вместо косы, а я не могу ничего поделать с этим.
Вызывающе несет свою остроносую голову со сложным плетением и тремя темными, прихотливыми узлами, спускающимися на спину — как будто я и без того не поняла, не знаю, кто она такая и как много значит для замка.
Для короля.
Для моего, Хель его забери, мужа.
Кошмарные, тяжелые дни… Я думала, мне тяжко в походе? Поход был настоящим полетом над бесконечными просторами мира. Расправленными крыльями среди хрустальных небес. А сейчас, в доме, который я считаю своим — обязана считать и хочу — я словно посаженый в клетку дикий зверь, который не имеет даже права покусать своих надзирающих — забьют ведь.
Сейчас я сижу в середине богато украшенного и ломящегося от всяческих вкусностей стола, собранного в нашу с Вороном честь, слушаю лживые речи и мечтаю только обо дном — проклясть всех, кто, прикрываясь искристым ледяным узором улыбок, на самом деле держит за спиной нож. И только и ждет, что я отступлюсь.
Я снова и снова трогаю свою подвеску, превратив её в якорь среди бури ненавистных эмоций, что мною владеют. И мечтаю сбежать прочь, в мое «до», которое было таким сложным, но, на самом деле, простым.
Там была кюна и её король, что учит играть на гигье — и она училась не только огрызаться, но и петь двумя голосами.
Там было много белого цвета и предвкушение чего-то нового.
Там были рассказы про быт в замке и сонные намерения этот быт улучшить всеми доступными знаниями.
Там было меньше людей, меньше стен, меньше высоты и не было чужих взглядов — все те взгляды были знакомы и предусмотрены. В новых же взорах светилась свежая ненависть и недоумение. А еще — насмешка.