Мои мужчины

Канес Саша

Он накормил меня ужином из импортных коробок. Тогда мне это показалось пиром богов! Он угостил меня шампанским и переживал, что у него нет никакого другого вина, а я, может быть, не люблю брют, как не любит его большинство русских. Но я чувствовала только вкус восторга! Я была счастлива, что не провожу эту ночь на вокзале и не вижу загаженных тараканами общежитских стен. Я пила первое в жизни настоящее шампанское, розовое «Перье», а не сладковатую бурду очаковского завода. Он постелил мне на диванчике в кабинете жены чистое белье, а сам, приняв душ, пошел в спальню, пожелав мне напоследок спокойной ночи. А я, сволочь, вышла из ванной и пошла прямо к нему. Сама пошла! Сама! Мне действительно вдруг стало страшно и одиноко спать одной в мрачном, обставленном тяжелой мебелью кабинете…

– То есть, — промямлила я, — это не он, а ты

сама…

Катька ничего не ответила, чуть-чуть помолчала и продолжила:

– Знаешь, у меня дома, в моем городе, был мальчик Женя. Он был симпатичный и застенчивый. У него, в отличие от меня, была жива мама. Она буквально молилась на него и очень ревновала, зная, что он в меня влюбился. Я ничего такого к нему не испытывала, но по-человечески он мне очень нравился — заботливый такой, добрый и честный. Несколько лет подряд он каждое утро дежурил у моего подъезда, чтобы вместе идти в школу. На новогоднем вечере в десятом классе признался, что не может жить без меня и мечтает обо мне. И я решила сделать его счастливым, решила ему отдаться. Не дожидаясь ничего: ни свадьбы, про которую он лепетал, ни окончания школы. Любишь меня — получай! Только люби, люби! Я подготовила все сама, пригласила его поужинать со мной в тот день, когда мать его заступала на ночное дежурство. Она работала каким-то начальником в системе охраны. Я купила самое дорогое вино, которое у нас продавалось, — розовый крымский мускат. Сама дрожала от страха, но, видя, как он напуган, своими руками раздела его и уложила в постель…

– И что же… — спросила я, глядя на внезапно выступившие на Катькиных глазах слезы.

– У него на меня не встал, — всхлипнула она. — Я ласкала его, как могла, целовала от затылка до пяток. Его сморщенная, затянутая на конце кожицей писька болталась, как обрывок веревки. Гладя его, я вообще не нащупала у него яички. Он заплакал и сказал, что они у него с рождения не вышли из брюшной полости. Пока был жив заметивший неладное отец, они ходили пару раз к врачу. В больнице сказали, что эта болезнь называется евнухоидизм, и прописали уколы гормонов. Но уколы не помогли. Вскоре у отца, работавшего на обогащении расщепляющихся материалов, обнаружили саркому, и он быстро умер. А с матерью Женя обсуждать свою беду стеснялся. Я сказала ему, что это все ерунда и я спасу его, что мы поедем к лучшим докторам в Москву или в Ленинград. Его непременно вылечат, и он еще станет трахать меня так, что я буду стонать и выть и буду сама не рада, что досталась такому ненасытному мужику. Мы говорили ним всю ночь. Мы целовались, плакали и смеялись. Он ушел от меня в шесть часов утра почти счастливый! — Катька обхватила голову руками и долго молчала, может быть, даже минут пять.

– Ну, а что было с вами, с тобой и этим Женей, потом? — Я наконец решилась прервать паузу.

– На следующий вечер я позвонила ему. Взяла трубку мать. Она обозвала меня грязной б…, шлюхой, употребила еще кучу разных эпитетов. Через пару месяцев она перевелась в какой-то другой закрытый город. Попрощаться со мной Женя не зашел и даже не позвонил. И вот тогда я впервые после смерти мамы окончательно поняла, что никому я, по большому счету, в этом мире не нужна. Даже дать себя отыметь у меня и то не получилось! Казалось бы, ну чего проще! Ты же видела меня голой, и не один раз! Ну, не кошмар вроде?! Правда ведь?!

– Ты потрясающая! — поспешила я заверить подругу. — Такой фигуры я вообще нигде, кроме импортных глянцевых журналов, не видела. Я не мужик, конечно, но…

Сибирская Катя была и впрямь изысканно красива. Я бы даже сказала, неотразима. Идеальной формы ноги и попа, узкая талия и небольшие упругие груди с чуть выпирающими коричневатыми сосками. И все это притом, что для светлой шатенки у нее была необычайно смуглая, без единого изъяна кожа. Лицо, тоже очень красивое, даже иконописное, почти всегда излучало ироничное спокойствие.

– Теперь я уже совсем успокоилась. Но тогда мысль о том, что я навсегда останусь никому не нужной девственницей, синим чулком, меня буквально убивала. Муж дипломатши меня спас. Спас во всех отношениях. Слава богу, что он не смог удержаться и взял меня. Я старалась изо всех сил, чтобы он не понял, что я девочка. Я специально не показывала, что мне больно. Я даже пыталась сделать вид, что кончила одновременно с ним. Ты себе не представляешь, как я была счастлива, что так приятно избавилась хотя бы от одной проблемы — от своей невинности.

И, счастливая, я уснула, уткнувшись в пахшую дорогим парфюмом мохнатую грудь совсем незнакомого мне человека. Наутро он обнаружил капли крови на постельном белье, понял, что мы с ним сотворили, и страшно запаниковал. «Почему ты мне не сказала? — кричал он мне. — Я виноват перед твоими родителями. Я должен с ними говорить, я должен приносить извинения. Я должен компенсировать!» Старый дурачок! Я пожелала ему подольше не встречаться с моими покойными родителями. Он плакал и причитал, что не может на мне жениться, так как уже женат и его дочь на пять лет старше меня. Я сказала, что мне пора, оделась и пошла к дверям, когда он сунул мне в руки тяжелую картонную коробку. Я спросила, что это, и он ответил, что это лэптоп — портативная версия персонального компьютера. Он сказал, что уж коли я студентка, то мне необходим такой компьютер, а ему только вчера прислали из головного офиса последнюю модель «Dell». Он может пока обойтись старой писишкой, так как через полгода все равно пришлют более новую версию. И знаешь, я этот компьютер взяла! Мне вдруг на удивление понравилась мысль, что я продала себя, просто продала — быстро, весело и очень дорого! Он извинился, что не может дать мне свой домашний телефон, но зато дал рабочий. Я, кстати, пару раз потом пыталась позвонить, но мне не ответили.

Может быть, он специально записал номер с ошибкой? Самое смешное, что это не важно. Провожать он меня не пошел, но дал денег на такси, которых хватило бы, наверное, чтобы доехать до Новосибирска. Внизу меня вместе с моей коробкой поймал тот самый охранник, что дежурил с ночи. Он отвел меня в дежурную комнату и подверг суровому допросу.

– Компьютер отобрал?

Катька усмехнулась и покачала головой.

– Нет. Наоборот, помог очень хорошо его продать. За комиссионные, разумеется. Охранника звали Колей. Кстати, именно он нас вчера сюда привез. Недавно Коля ушел из УПДК, и мы с тех пор работаем вместе. Там вместо него Леха остался. Тот поживее, поконтактнее. Полезный парень. Только он трепло! Ты же слышала!

Я вспомнила мрачноватого немногословного водителя, и у меня слетел с губ неделикатный вопрос:

– Ты с ним спишь?

– С кем? — не поняла Катька.

– Ну, с этим, с бывшим охранником, а теперь…

– С Колей?! Ты с ума сошла?! — Она громко захохотала и неосторожно сбила с разделочного столика на кафельный пол никелированную хлебницу.

На грохот из ремонтируемой комнаты в коридор вылетел раскосый человек в заляпанной синей робе с валиком в руках.

– Сто слусилося, хозяйка? Опять скафтика упала? Помосся нузно? — прокричал он возбужденно.

– Не нузно помосся! — махнула на него рукой Катя. — Шкафчик теперь крепко держится! Домазывайте, доклеивайте все скорее. Через час мебель уже могут привезти.

Я подняла с пола хлебницу и собрала рассыпавшиеся куски батона.

– Где у тебя веник с совком? — спросила я. — Я подмету, куча крошек осталась.

– Да ладно, я сама потом подмету, — ответила Катька, но за веником все-таки встала. — Так ты со мной остаешься?

Я опешила.

– Подожди. Я не поняла. Где я с тобой остаюсь?

Так и не найдя веника, она опять села напротив меня.

– Не понимаю, чего тут непонятного? Я предлагаю тебе остаться со мной в этой квартире и предлагаю вместе жить и работать. Одной мне и неудобно, и не в кайф. Ты мне подходишь.

– Объясни тогда хотя бы, чем ты занимаешься.

– Тем же, чем и все! Я же тебе объясняла. Занимаюсь в точности тем же, что и твой отец. Сейчас возникла большая потребность в персональных компьютерах. Их привозят сюда иностранцы. Привозят специально для продажи. Им это выгодно, потому что за доллар, скажем, сейчас официально дают шесть рублей в банке. Можно на черном рынке, конечно, получить и до двадцати, но это опасно. А можно там у себя в Заграниции купить персоналку за штуку баксов, привезти сюда и продать ее нам минимум за пятьдесят тысяч рублей. То есть коэффициент при этом уже один к пятидесяти. А кооператоры купят такой компьютер у нас тысяч за семьдесят и впарят его какому-нибудь учреждению за сто. В итоге все довольны. Кстати, на комплектующих курс получается еще выше. Я, например, если честно, почему в нашу общагу вонючую вчера ночевать приехала? Туда утром должен был один индус с экономического факультета появиться. У него я постоянно дискеты беру. А на дискетах всяких и на мышках с джойстиками прибыль вообще офигенная.