Мои покойные жёны
Шрифт:
— Брюс! — вскрикнула Берил.
Деннис невольно вздрогнул.
— Какой смысл кричать? Официант ведь сказал, что его нет.
— Он здесь, — возразила Берил. — Я это знаю. Брюс!
Они услышали скрип половицы за закрытой дверью справа, очевидно ведущей в спальню Брюса. Секунд через пять ручка повернулась. Брюс Рэнсом в том же шелковом халате, в котором они видели его в прошлый раз, вошел в гостиную и закрыл за собой дверь. Никто не произнес ни слова.
На лице Брюса застыло любезное выражение. Как мистер Херберт назвал его лицо? Монгольским! Действительно, в выпирающих скулах и узких глазах ощущалось нечто татарское, контрастирующее с добродушным английскими ртом и подбородком. Но их внимание привлекло не это. На левом виске Брюса виднелся пурпурный распухший след от удара.
Брюс подошел к маленькой каминной полке из голубого мрамора, в которую была вмонтирована электрическая горелка, взял сигарету из пачки на полке и спичку из коробка, зажег сигарету и бросил спичку в камин.
— Привет, — поздоровался он наконец.
Берил по-прежнему молчала. Деннис Фостер по непонятной ему причине чувствовал, что его нервы дергаются, как рыба на крючке. Берил так пристально смотрела на ушиб на виске Брюса, что тот был вынужден обратить на это внимание.
— Ах это? — Он прикоснулся к виску и засмеялся. — Я всегда был неуклюжим быком, Берил. Должно быть, выпил лишнего в баре, вот и ударился о дверь в спальню…
— Брюс, — прервала девушка, — почему ты лжешь мне?
Последовала долгая пауза.
— Лгу тебе, ангел?
— Ты заработал эту ссадину, так как кто-то швырнул в тебя камнем. Почему ты лжешь?
— Ах вот оно что, — пробормотал Брюс, как будто ожидал чего-то другого. Он продолжал улыбаться, но его взгляд стал напряженным. — Я, как обычно, переиграл свою роль, ангел. А все потому, что здесь не было тебя, чтобы руководить мною.
— Да, — согласилась Берил. — Ты переиграл свою роль. — Она открыла сумочку, достала сложенный лист бумаги и прочитала вслух: — «Приезжай сюда как можно скорее. Не могу объяснить в письме, но у меня неприятности. Ты мне нужна».
— Не обращай на это внимания. — Брюс быстро затянулся сигаретой. — Я написал это однажды ночью, когда был в депрессии. Этот чертов «эксперимент»!..
— Да, эксперимент, — сказала Берил. — Если ты действительно просил девушку бежать с тобой и выйти за тебя замуж, то не кажется ли тебе, что игра зашла слишком далеко?
Брюс не стал спрашивать, откуда она это знает, а ответил с присущей ему искренностью, сомневаться в которой было невозможно:
— Я влюблен в нее. На сей раз все по-настоящему. Я чувствую себя неоперившимся юнцом восемнадцати лет. Она просто удивительная…
Снова сделав затяжку, Брюс подошел к дивану. Его взгляд упал на «Гения и преступника», и он швырнул книгу через комнату, потом сел, опершись локтями на колени и поддерживая руками голову.
— Я знаю, Берил, что я паршивый пес. Мне следовало написать тебе. Дафни даже стащила у отца машинку, чтобы я мог отвечать на письма. Но ты же знаешь меня…
— Да, — кивнула Берил. — Теперь знаю.
— И ты, Деннис, тоже был прав.
У Денниса пересохло в горле. Он с трудом выносил неестественное спокойствие Берил.
— Я был прав, Брюс? В чем?
— «Нельзя так играть с человеческими жизнями и эмоциями». Помнишь, как ты сказал мне это в моей уборной? И это действительно невозможно! — Брюс ударил кулаком по колену. — Теперь я убедил всех здесь, включая родителей любимой девушки, что я — Роджер Бьюли!..
— Так почему бы тебе не объяснить им, что это не так? — осведомилась Берил.
Брюс изучал свой сжатый кулак.
— Потому что я не могу!
— Почему не можешь?
— Не могу, и все! По крайней мере, сейчас. Чтобы опустить занавес достойно, оправдать себя и… — Его левая рука, держащая сигарету, повисла в воздухе. Он снова яростно затянулся дымом, отчего у него, вероятно, закружилась голова, и жалобно произнес: — Вы не понимаете.
— Не понимаем, Брюс?
— Старик меня ненавидит, черт бы его побрал! Какое право он имеет диктовать Дафни, что ей делать? Он всего лишь жалкий деревенский сквайр и мировой судья — все деньги принадлежат матери Дафни. Но я не хочу рассказывать будущим тестю и теще, что я водил их за нос, если, конечно, не смогу закончить свой спектакль достойно, чтобы они меня простили. Берил, Дафни напугана до смерти. Она говорит, что видела, как отец чистит револьвер, словно в скверной мелодраме. Конечно, если он попробует играть со мной в такие игрушки, я нокаутирую его одним ударом, но мне бы этого не хотелось. Командор Ренуик велел мне к понедельнику выехать из отеля. Даже этот осел Читтеринг…
— Тогда почему бы тебе не рассказать им все, Брюс?
— Ангел, сколько раз мне повторять? Я не могу! Утром я уже готов был бросить эту затею. Но не сейчас.
— Почему?
Через секунду произошло нечто, от чего кровь похолодела в жилах Денниса Фостера.
Поднявшись, Брюс протянул руку к Берил. На его лице, словно вылепленном из воска, снова появилась улыбка. Это была улыбка раскаяния, умоляющая о прощении, но в то же время принадлежащая человеку, которого никто не понимает.
— Потому что, — ответил Брюс, — в моей спальне мертвая женщина.
Глава 11
— Она мертва, — повторил Брюс. — Боюсь, ее задушили.
На мгновение Деннис замер, он не мог бы шевельнуться даже ради спасения собственной жизни. Потом заговорила Берил, которую осенила догадка, как случается с женщинами, когда речь идет о тех, кого они любят:
— Это Милдред Лайонс, не так ли?
— Да, — ответил Брюс. — Она… — Внезапно его лицо резко изменилось — глаза расширились, а рот открылся, демонстрируя крепкие зубы. Большим пальцем он раздавил сигарету в пепельнице на письменном столе. — Что ты знаешь о Милдред Лайонс?
Берил метнулась к двери в спальню.
— Не входи туда! — крикнул побледневший Брюс. — Она…
Берил распахнула дверь. В спальне с ее четырьмя окнами — два на север и два на запад — было достаточно света, чтобы разглядеть очертания тела в кресле у кровати.
Девушка не стала входить в комнату. Они услышали шум автомобиля, приближающегося по дороге к отелю. Лучи фар на мгновение осветили лицо и растрепанные рыжие волосы неподвижного тела в кресле, и Берил попятилась. Деннису показалось, что ее сейчас стошнит.