Мои семейные обстоятельства
Шрифт:
Может, тогда я где-то оступилась?
В то время мне многого нельзя было делать бесконтрольно, но все же у меня было больше доступа к пространству вокруг, чем у Амира. До того, как я осознала хоть толику своих интересов, я старалась походить на старшего брата во всем и даже обижалась, что не достанется мне ответственности, которая была подарена ему судьбой. Все же мы росли на сказках о бравых защитниках-оберегах и хитрых ведьмах. Только время расставило все по местам: оберегам пришлось стать хитрыми, а ведьмы неплохо справлялись с защитой населения.
Наши пути с братом вскоре разошлись, а путешествия стали мне настолько привычными, что было сложно удержаться на месте. Отсутствие удобств, отдельного вагона или защищенного кортежа и вовсе не волновали. Варить зелья — это не значит запираться в темном холодном подвале. Любить и читать книги — не равноценно пропитаться пылью времен. Даже сейчас, закрыв глаза, я практически сразу вспомню, как найти тот или иной ингредиент. Ведьмы Птичьего клюва считали, что выпускница обязана уметь создать зелье с самого начала: не найти нужные порошки в баночках и колбочках и купить в магазине, а собрать те же травы правильно и быстро.
Я росла в атмосфере вседозволенности и жестких наказаний, положительных примеров и долгих нудных нотаций, креативности и строгого следования правилам. Зельеделие, как и ведьминское общество, очень противоречивые явления. Но только из-за того, что прошла эту школу, я не скатилась в жалость к себе после смерти родителей, не потеряла собственное «я», когда дом заполонили дядюшкины прихлебатели, не отказалась от собственных порывов в угоду окружающим. А если это и был момент, где мое решение изменило судьбу?
Не сказать, что уехать для меня означало бросить братьев в меньшинстве. Я не была обязана присматривать за ними, да и они поддерживали мое решение. Но в глазах других я видела противоположное — осуждение, снисхождение, удивление. Была бы я ведьмой, то после обучения покинула бы земли Флеймов ради ковена, и никто не сказал бы мне слова поперек. Но ведьмой я не была.
Я выбирала уют Птичьего клюва, а не шумные компании в поместье Флеймов, где верховодил дядя. Я варила зелья, а не занималась юриспруденцией, как просил меня Амир. Брату было сложно организовать оппозицию в территориальном совете, сформировать свой круг, стать силой на своей земле. Ему нужна была помощь, но я не хотела влезать в болото властных структур. Конечно, брат справился, но его влияние возросло слишком поздно и потребовало множество усилий. Останься я с ним, возможно, все сложилось бы иначе. Но я не могла остаться.
Возможно, мне следовало остаться хотя бы ради Левиса, его мечтательная натура проявилась достаточно рано и нуждалась в контроле. Но я не видела себя в роли заботливой старшей сестренки и не была заменой матери. А братишка и сам справлялся. Для него я стала просто примером одной из двух возможных судеб. Левис мог остаться в Фениксе и стать на сторону Амира, а мог покинуть родные земли, но в итоге не уехал никуда. Ведь можно жить в одиночестве в своем мире, даже находясь среди толпы.
Мы трое стали настолько разными, что сложно сказать, как вообще могли переплестись наши судьбы, если бы не кровное родство. Но могла ли я стать ближе к братьям, не пожертвовав своими мечтами? Наверное, могла бы, но тогда я не знала как, а сейчас по причине сложившихся обстоятельств уже поздно.
За размышлениями проходит вечер. Снаружи сгущаются сумерки, вот я и выхожу встречать первые звезды. Башня Птичьего клюва в моем распоряжении. Сначала я долго карабкаюсь по лестницам наверх. Заглядываю в старые классные комнаты, небольшие, с пыльными столами и ветхими схемами на стенах. Когда-то здесь было достаточно шумно и людно. Провожу пальцами по монолитной двери в библиотеку. Ее открывать нет смысла. Иначе я застряну среди книг, и тогда не то что звезды пропущу, но и в Феникс не выберусь в ближайшие несколько суток.
Чем выше я поднимаюсь, тем крошечнее становятся помещения на этаже и уже лестница. Несколько кабинетов, пустых, безликих. Когда-то занимавшие их ведьмы уже покинули нас и покоятся на кладбищах. Как вышло так, что Птичий клюв обезлюдел?
Я помню годы собственного детства и юности. Внутри древних каменных стен было шумно почти круглые сутки. Взрывались зелья, летали ведьмы, старшие поучали младших, спорили над книгами и котлами. По желанию собирались в гостиной играть на музыкальных инструментах, по очереди готовили, вместе встречали гостей… В общей сложности Птичий клюв мог вместить полсотни учениц и состоявшихся ведьм, но редко когда количество проживающих здесь достигало хотя бы тридцати. Закончившие обучение ведьмы не сидели на месте, старшие ученицы часто покидали школу, выполняя различные задания, гости как появлялись, так и исчезали. Но такой опустевший Птичий клюв мне незнаком. Если бы не Рада, то происходящее могло показаться сном.
Родись я ведьмой, то как раз настала бы пора возвращаться мне в родной край. Я бы вела за собой двух-трех совсем бестолковых девчонок, которые и перо с трудом поднимают в воздух, но вела с гордостью. Я пришла бы к Амиру не как сестра, а как правомочная наследница древних стен на белых скалах, ведьминской школы этих земель. А брат тотчас бы подтвердил мои права и разослал по всем землям Флеймов объявление о том, что Птичий клюв снова открывает вход для всех способных и желающих. Нужда запирать калитку исчезла бы в первую неделю. Незаметно коридоры заполнились бы звуком шагов, огонь в камине гостиной горел бы ярко, из лаборатории тянуло бы странными запахами, а с книг пропадала пыль. Юные ведьмы ночью тайно летали бы с обрыва к морю, шлепали босыми ногами по соленой воде, брызгались, бегали и старались не визжать. Потом, поддерживая друг друга, возвращались за стены обители, гордые, что провели воспитателей и осмелились на подобную вылазку. А я бы смотрела на все это безобразие с небольшой площадки на вершине маяка, заботясь о безопасности учениц, и вспоминала свой первый спуск со скал. И так действительно могло было быть…
Я качаю головой. Мысли о несбывшемся истончаются, прерываются. Глупость это все. Настанет день — и другая ведьма придет к новому оберегу Флеймов и объявит о своем желании восстановить школу для ведьмочек в Птичьем клюве. Будет она бывшей ученицей моих тетушек или бабушек или нет, не имеет значения. Важно лишь то, что древние стены снова заполнятся шумом и голосами, в лаборатории закипят зелья, а потолок в гостиной пополнится еще одним или двумя десятками надписей.
Наконец, лестница заканчивается. Я вываливаюсь на огороженную крошечную площадку, запыхавшись и на дрожащих ногах. Голова немного кружится, последний отрезок подъема — очень крутой, а ступени высоки. Но вид, открывшийся сумевшему заползти на самый верх, оправдывает усилия. Я успеваю до того, как сумерки сгущаются окончательно, поэтому хорошо вижу подсвеченные сизым стены строений Феникса на горизонте, далекие суда на рейде, изрезанную камнями прибрежную полосу. Последние отсветы заката скрылись в толще воды, море с высоты кажется идеально гладким, хотя то и дело ближе к берегу виднеются белесые полосы пены.
Вниз смотреть и страшно, и весело. Наверное, непонимание между обычными людьми и ведьмами начинается именно в тот миг, когда каждый из них склоняется над провалом, заглядывая в бездну. Тогда, когда нас сковывает страх и ощущение близкой гибели, ведьмы начинают чувствовать единство с окружающим миром и собственную способность не подчинить этот мир, нет, скорее влиться в него. Я слишком долго вожусь с ведьмами, чтобы дать страху испортить мне возможность наслаждаться прекрасным видом. Но все же перед тем, как сделать шаг по площадке, тщательно проверяю камни под ногами и цепляюсь пальцами за бортик.