Мои шальные дяди
Шрифт:
– Тварь. Она тварь! – не унимался отец, но с каждым слогом голос его становился слабее и тише.
– Я бы на твоем месте думал, что говорю и выбирал слова, – не понял психолог.
Отец его не слушал, он закрыл глаза и откинувшись на подушки, пытался шевелить руками, с каждой секундой все более вяло. В комнату вошла заплаканная мама, и по лицу Андрей Николаевича, мне стало ясно, что он искренне не понимает по поводу чего и кого она льет слезы. Было бы по кому.
– Он будет жить? – тревожилась она.
– Будет, – ответил мужчина. – Если перестанет принимать алкоголь и возьмется за ум. Но скорее ад замерзнет, и черти в рай переедут, чем это случиться. Я сделал все что мог. Вколол снотворное, так что он проспит не меньше суток. Повязку менять не нужно. Только через сутки. У него есть все признаки цирроза и их видно не вооруженным глазом. Подумай лучше о малышке и о себе. И запомни, Лариса, жить ему осталось не долго.
Глава 3
На следующие сутки отец пришел в себя. Мама ушла на работу, и заботиться о нем предстояло мне. Ничего сложного, принести лекарства и перевязать рану, но уж очень не хотелось. Я оттягивала время, как могла, не спускаясь на первый этаж до самого обеда.
Отец обитал в комнате, предназначенной для туристов. Только переместился на середину кровати и, засунул подушки под спину. Он сидел, а не лежал в ней. Выглядел он, как дырявый башмак, выброшенный на улицу и потасканный собаками: слабо, потрепано и нервно.
– Буяна, – обратился он ко мне, в кое-то веки по имени.
Я застыла на месте, осторожно ставя лекарства на прикроватную тумбу, боясь уронить.
– Ты единственное, что мне в жизни удалось, – произнес он. – Ты знаешь, что я не обижал тебя. Даю деньги. И я рядом. Теперь, когда я стар и мне хреново, все предали меня. Ты одна можешь мне помочь!
Я вопросительно скосила на него взгляд, не зная, куда деть руки, спрятала их за спину.
– Принеси своему непутевому отцу выпить!
Я молча смотрела в пол, вспоминая наказ психолога и мамы. Отцу нельзя пить. Дни его сочтены, но алкогольное отравление сделает все в разы быстрее и легче.
– Мама сказала…
Отец громко фыркнул, выражая гнев и недовольство.
– Мама! Что твоя мамка, понимает? Всю жизнь просидела взаперти, как мышь в подвале. И тебя такой же вырастила. Вон трясешься запуганной ветошью. Не знаешь ничего кроме!!! – он обвел глазами комнату. – Думаешь это жизнь? Это-то мир!? Гнилая тюрьма. Вонючая яма! Я видел настоящую жизнь! Знаешь, какая она на самом деле? Я наблюдал исходы целых народов, как сгоняют людей, словно мух навозных с места и те идут куда скажут. Как земля переворачивается и уходит из под ног от землетрясений и дома кварталами складываются, точно карты в колоды, и только писк живых тварей мешает. Это жизнь! Когда вымирают целыми селениями от неведомых лихорадок, и ноют проклятые за то, что распахали землю, а зверье с болячками жмется к ним, орошает пометом все вокруг. А люди… Люди мрут от этого, как мягкие черви! Я не хочу умирать в постели, как то гнилье. Если я не выпью, умру! А мне нужно встать на ноги. Клянусь тебе честью генерала!
За всю его речь, я сделала несколько шагов к выходу, он не заметил, продолжив:
– Смотри на меня! Смотри, я сказал, – он вытянул свои ручищи вперед. – Видишь, как дрожат? А когда то были руками снайпера! И глаз орла. А теперь, – в его голосе проскочила истеричная жалостливая интонация. – Я стареющий вояка. Если не выпью, не смогу встать с кровати. Буду лежать как старая развратница, ноющая мочалом без продирающего намывка! Привыкла она, сжилась с ним. Понимаешь!? Кажется ей, похоже вот-вот… так и я. Вон мне мерещиться уже черте что! Старые друзья, люди которые давно подохли. Я не могу здесь гнить, мне нужно на волю. Я ветер! Я свободный человек. Это все что имеет для меня значение!
Он ныл и ныл, все настойчивее и одержимее, так что я подумала, не сойдет ли он так с ума? Выглядел он откровенно не в себе. Отец говорил и говорил, не замолкая ни на секунду. Пытался удержать меня и не дать ступить за порог комнаты, будто от этого завесила его жизнь. Что отчасти, правда. В какой-то момент он неведомым чувством понял, что я потеряла твердость в намерениях выполнить наказ мамы. Она просила и умоляла меня не давать ему алкоголь.
Легко сказать!
Отец поддался сизым телом вперед.
– А давай я тебе заплачу!? Хочешь денег, Буяна? У меня много денег! Больше чем ты можешь себе представить.
Слышать такое стало очень обидно. Мы едва сводим концы с концами, а он предлагает мне продать ему стакан водки.
– Много это сколько? Миллион? – я стояла у двери, и думала о том, что если он бросится на меня, я выскочу на улицу и чтобы не замерзнуть пойду ждать маму к соседям. Мне стало невыносимо думать, что мы так живем, когда у отца много денег.
– Много больше! – он откинулся на подушки, и смерил меня взглядом параноика. – Миллиарды, и не только бумагой, но и золотом.
Я не поверила ему. В одном чемодане и рюкзаке столько не может уместиться. А если у него нет с собой, то и мне не надобно. Я смущенно выдохнула, полагая, что от одного стакана водки ему не станет плохо. И мама меня не убьет за это.
– Двадцать пять тысяч. Чтобы покрыть наши долги, – произнесла я ровно, глядя на него. – Заплати маме и, я принесу стакан водки.
– По рукам.
– Дай слово!
– Слово генерала Жела, – сказал отец, и довольный засопел.
Принесла я ему граненный стакан наполненный до краев. Он схватил его, несколько раз глотнул, а затем начал растягивать удовольствие, пил по глотку смакуя и продлевая. Он щурился и всхрапывал от наслаждения.
–Да-а-а то, что надо! Спасла батьку, – фырчал он, за тем выпив последнюю каплю, закрыл глаза и пару секунд сидел и не шевелился, снова открыл, взглянул на меня значительно бодрее. – Не думал, что так придется. Мне полегчало.
Я смотрела на него и думала, что обычно люди переживают за стакан воды в старости. У нас явный разрыв шаблона. Я собралась уходить, радуясь, что до ужина не увижусь с ним.
– Скажи, а долго мне жопу мять? – спросил он, на глазах становясь обычным собой, грубым и раздраженным.
– Мама сказала пару дней.
Конец ознакомительного фрагмента.