Мои турецкие ночи
Шрифт:
– - Давут, я надеялся, что ты будешь защищать мою любимую, -- подаёт голос Али. – Где ты был, когда её пришли убивать?
– - Брат, я клянусь, я был уверен, что в доме твоей матери она в безопасности, -- оправдывается парень. – У них охрана и видеонаблюдение! Я не знал, что кузен Яхмура работает там уборщиком, никто не мог знать! Простите меня, Снег, брат! Это больше не повторится! Я клянусь, я позову ребят из охраны, они будут ходить за Снегой по пятам!
– - Не нужно, Давут. – Слова даются мне с трудом.
– - Я уезжаю домой ближайшим рейсом.
Глава сорок вторая
С тех пор как я вошла в аэропорт, слёзы льются, не переставая. Пограничник, проверяющий загранпаспорт, подозрительно хмурится, глядя на мои воспалённые глаза и, кажется, хочет отправить в зону персонального досмотра, когда к нему в кабинку входит мужчина постарше и что-то шепчет на ухо. Контролёр задумчиво кивает и шлёпает печатью.
Уложив паспорт в сумку, я снова нацепляю тёмные очки и двигаюсь в зал ожидания бизнес-класса. Там я валюсь в кресло и прикрываю веки.
Алихан настаивал на том, чтоб отправить меня корпоративным самолетом своего отца, я же уверяла, что куплю билет сама. В итоге Али практически силком оплатил мне место в бизнес-классе на рейсе «Турецких авиалиний», закатывая глаза и прося небо даровать ему терпение.
Потом он обнаружил, что я пытаюсь оставить в его гардеробе колье из султанитов, подаренное на день рождения, и из этого разгорелся новый скандал. Ещё одна свара случилась после того, когда я заявила, что поеду в аэропорт на такси. Давута злой на весь мир Али выгнал с глаз долой на второй день по возвращении в Стамбул, когда тот привёз кремированные останки Маньяка, а приехать в порт с Алиханом значило собрать вокруг себя всех папарацци.
Так и проходит наш последний день вдвоём, -- в сборах и скандалах.
Примерно в два часа дня к дому подъезжает высокий микроавтобус с надписью «Электрические сети» на боку и Алихан впускает его в гараж. Мы тепло здороваемся с моим приятелем – парнем из команды реквизиторов. Он выдаёт Алихану серую униформу с логотипом вымышленной компании, кепку, помогает загрузить мои чемоданы. Али показывает парню, как незаметно выйти из дома со стороны пирса, а потом мы садимся в микроавтобус. Мне приходится притаиться на полу кабины, пока Малахитовые глаза аккуратно выезжает из гаража.
Через несколько минут он, наконец, говорит, что можно вылезать.
Я кладу ладонь на его руку, лежащую на рычаге переключения передач, и Али сжимает мои пальцы.
– - Что я за мужчина, собственноручно отправляющий любимую за тысячи километров от себя?! – спрашивает он, глядя на дорогу. Челюсти сведены, на виске бьётся та самая жилка, ноздри раздуваются от гнева.
– - Мы знали, что всё закончится, не так ли? – мягко напоминаю я. – Воспринимай это, как лёгкое приключение.
— Значит, так ты оцениваешь наши отношения? – Али поворачивается ко мне, и я знаю, за тёмными очками глаза мечут искры.
– - Неважно, как я их расцениваю, Али. Мы ведь обсуждали все и не раз. Ты не можешь дать мне того, что я хочу. Я не могу пойти на то, что предлагаешь ты. Не каждая любовь заканчивается «жили они долго и счастливо».
– -
Его слова бьют так больно, что у меня спирает дыхание. Может быть, он прав? Что это за такая рассудочная у меня любовь, что пасует перед условностями? Я снова пытаюсь понять, почему решила так, а не иначе.
– - Али, -- мой голос срывается, и я откашливаюсь. – У меня немного достоинств. Я ни в чём не талантлива и, наверное, не очень умна. У меня есть только моя гордость. Я всегда держала спину прямо, понимаешь? Несмотря ни на что.
Прикасаюсь пальцами к пластырю на шее, прикрывающему порез ножом. Отёк с глаза спал, зато под ним расцвёл огромный синяк. Впрочем, всё удалось замаскировать с помощью профессионального грима – уж тут я профи, как ни крути.
– - Я выросла в небольшой промзоне, где все друг друга знают, а мой отец был местным посмешищем. Он вечно валялся пьяный где-нибудь у подъезда в луже собственных жидкостей. Не сосчитать, сколько раз нам с мамой приходилось затаскивать его в дом, пока он орал и упирался. Дети травили меня беспощадно! До сих пор помню, как я иду из школы в балахонистом пальто с чужого плеча, мальчики швыряют в меня грязью, и только гордость удерживает от того, чтобы не броситься от них бегом.
Солнце сегодня не такое жаркое, на улице всего двадцать семь градусов – облегчение после удушающей жары Измира. По обе стороны дороги пальмы соревнуются в высоте с фонарными столбами, а все пространство между ними заполняют пышные тропические цветы. Я прикрываю глаза, проверяя, насколько хорошо запечатлела в своей памяти этот пейзаж.
– - Мне жаль, что на твою долю пришлось столько испытаний… -- С мукой в голосе произносит Али.
– - Дети не должны страдать из-за грехов своих отцов… Пожалуйста, не смей так принижать себя! Ты умна и великолепна во всём, чем бы ни занималась! Я зачарован тем, как ты отдаёшься любимому делу! Но сейчас ты как раз бежишь бегом, -- скрипит зубами Алихан.
Как он так быстро научился находить мои самые больные места?
– - Оставшись здесь твоей любовницей, я предам себя.
Да уж, вовсе не так мне хотелось провести последние часы с Алиханом.
Когда мы подъезжаем к аэропорту, он сворачивает в огромный многоэтажный паркинг. Микроавтобус долго кружит по уровням, пока не удаётся найти место в дальнем углу. Заглушив двигатель, Алихан вскакивает с места, открывает дверцу из кабины в салон микроавтобуса и тащит меня туда.
Всё завалено разным барахлом: отслужившим реквизитом, картонными коробками, вдоль стенки на полках разложены пластиковые контейнеры с неопределимым содержимым.
Смахнув с низкого диванчика тряпьё, Алихан укладывает меня на него и задирает мою юбку. Я вцепляюсь в его волосы и тяну к себе. Мы сталкиваемся зубами, рычим, глухо стонем и сыплем проклятиями на родных языках. Я дёргаю пряжку ремня на джинсах Али, он срывает с меня бельё. Это похоже на отчаянную схватку, где не будет победителя, -- мы оба проигравшие.
А потом Алихан сцеловывает мои слёзы, оставляя взамен свои. Гладя везде, где может дотянуться, называет ласковыми словечками: «сладкая малышка моя, фисташечка моя, снежинка моя, любовь моя…»