Мои турецкие ночи

Ярук Диана

Наклон дорожки то поднимается под углом сорок пять градусов, то почти равен нулю. Я мельком замечаю, что деревья сплошь культурные, ухоженные.

Вскоре мы выбегаем на плоскую площадку, большую часть которой занимает вырытый в земле бассейн. Толстая синяя плёнка, устилающая дно, не даёт воде впитываться в почву. Со всех сторон водоём окружён деревьями, которые создают над ним естественный навес. Густой кустарник усыпан какими-то красными ягодами.

Новый выстрел, совсем

рядом.

Давут предостерегающе выставляет передо мной руку и теперь идёт очень медленно. Он прижимает палец к губам, требуя соблюдать тишину. Стараясь не наступать на опавшие листья и осыпавшиеся спелые грецкие орехи, мы выбираемся на прогалину за деревьями.

Там, на открытой площадке на вершине горы, на расстоянии в пятнадцать метров спиной к нам стоит Али. Левой рукой он держит бутылку с каким-то алкоголем, правой – пистолет. На небольшом отдалении перед ним – ряд консервных банок, по которым он, видимо, палил всё это время. Алихан как раз прицеливается и выстреливает еще раз. Делает хороший глоток своего пойла и снова заносит пистолет – только теперь к собственному виску!

Я зажимаю рот руками. Кричать или нет? Вдруг напугаю, и у него дёрнется палец? Сердце бьётся у самого горла, дыхание вырывается хриплыми толчками.

– - Али?! – шёпотом. – Али?! – делаю шаг вперёд и наступаю на созревший грецкий орех, который раскалывается с оглушительным треском. Меня сковывает оцепенение. Неужели?!

Алихан напрягается и замирает. Он медленно отводит руку с пистолетом в сторону и заторможенно поворачивает голову к нам. Увидев наши замершие фигуры, разворачивается всем телом. Зажмуривается, трясёт головой. Поднимает руку с пистолетом и вытирает лицо предплечьем.

Я обнаруживаю себя уже преодолевшей половину пути до него. Али тоже делает шаг, другой навстречу. Он неуверенно улыбается и часто моргает.

Подлетев к Малахитовым глазам, я обхватываю его и прижимаюсь всем телом. Меня тоже обнимают руки, я слышу звон стекла. Али на секунду разнимает объятие, зашвыривает подальше бутылку и пистолет, и снова сжимает меня.

Я не могу сдержать горестный стон, ощущая, как его ладони беспокойно ощупывают мои плечи, спину, проходят вверх-вниз по бокам. Наконец, Алихан немного отодвигает мою голову от себя, заглядывает в глаза.

— Это ты?! – спрашивает он хмурясь. Я замечаю, какие глубокие тени залегли под его глазами. Скулы заострились, подбородок и щёки покрывает густая щетина, волосы отросли и чёлка уже закрывает брови. Внезапно я начинаю ощущать, как выпирают его рёбра под моими руками, как тяжело он дышит и шумно сглатывает.

– - Когда ты ел в последний раз? – спрашиваю я.

— Это ты! Это не сон! – провозглашает Али, поднимая брови и начиная смеяться. Через несколько секунд смех сменяется рыданием, которое рвётся из него, несмотря на попытки подавить слёзы.

Я снова прижимаюсь

к Алихану, всем телом ощущая рвущие любимого спазмы. Он утыкается носом в мои волосы и дышит их запахом; я тоже, как кошка, трусь лицом о его грудь, впитывая ароматы пота и травы.

Наконец, мы прерываем объятие. Не отводя от меня взгляда, Али берет мою ладонь и тянет к тропинке. Мимо нас проносится Давут, разыскивает в траве пистолет с бутылкой, ставит оружие на предохранитель и поворачивает назад. На бегу стукает брата по плечу и скачет, не оборачиваясь, впереди.

По пути к домику отыскиваю сброшенную в траву сумку. Мы идём довольно быстро, но резвый Давут уже у дома, и даже не запыхался. Все вместе мы входим в низенький проём, под которым братьям нужно пригибаться, чтобы не стукнуться.

Я окидываю домик внимательным взглядом. Здесь одна комната – она же спальня, она же кухня. В углу стоит на деревянном верстаке двухконфорочная газовая плита. Шланг выведен из дома прямо через дырку в стене. Рядом деревянный ларь на ножках, печка и деревянный же стол. Холодильника нигде не видно.

Напротив – узкий топчан с периной, накрытый традиционными турецкими стёгаными одеялами. В стене рядом с выходом ещё одна дверь.

Везде валяются пустые бутылки из-под алкоголя, возле кровати на полу стоит пепельница, полная окурков, а вот еды я нигде не вижу.

– - Чем ты питался? – грозно спрашиваю я Алихана.

– - Дед привозил мне вчера долму. Но я не смог её съесть, -- пожимает плечами Али.

– -Брат, поехали домой. Садись с невесткой на квадроцикл, я пойду за вами, -- подаёт голос Давут.

Алихан закрывает глаза и крепче сжимает мою руку.

– - Не хочу возвращаться в город. Мне там плохо, я там весь на виду.

Я вспоминаю фото, сделанные папарацци и начинаю испытывать стыд, что и я разглядывала их, будто становясь одной из его преследователей, как под микроскопом рассматривая безумие и отчаяние Али.

– - Давут, поезжай сам и купи нам всё, что я тебе сейчас скажу.

Я поворачиваюсь к Алихану и ободряюще улыбаюсь ему.

– - Мы останемся здесь.

Глава сорок девятая

Выдёргиваю из своего ежедневника листок и набрасываю Давуту список нужных вещей, чередуя турецкие и английские названия, а иногда зависая над тем, как записать слово без интернет переводчика – мобильная связь до верхушки этой горы не достаёт.

Список получается приличным. Я хожу по комнате, заглядываю в ларь, в углы, открываю таинственную дверь рядом со входной (за ней оказываются металлический умывальник и совмещённый санузел: унитаз и душ за занавеской). Вещей я с собой, кроме смены белья и пары носков не привезла, у Али тоже ничего нет. Придется Давуту стать нашим персональным шопером.