Мои турецкие ночи
Шрифт:
Попутно складываю в объёмный пакет из алкомаркета все бутылки. Какие-то пустые, в некоторых ещё плещется жидкость – всё на выброс. Гоню от себя мысли, что далеко не впервые я собираю такой урожай.
Время послеобеденное и у меня уже несколько раз неприлично громко проурчал живот. Давут торопит меня со списком, чтобы поскорее привезти нам с Алиханом еды. Того уже покинул адреналин, и он беспомощным кулём свалился на топчан.
Выпроводив Давута с мусорным пакетом и списком, я залезаю к стенке за спину Али и натягиваю на нас одеяло. Кровать такая
Конечно, сытой спать приятнее, но и так я быстро проваливаюсь в сновидения.
Когда я открываю глаза, в комнате уже довольно темно. Али сплёл мои пальцы со своими и всё ещё посапывает. Я потихоньку выбираюсь из-за его спины и на цыпочках проскальзываю в туалет.
Пол – ледяной, а вода по металлическому умывальнику стучит так, будто раковину подбирали специально для наибольшего шума. Когда я выхожу обратно в комнату, Али уже сидит на кровати и встревоженно смотрит на меня.
– - Подумал, что ты мне приснилась! – восклицает он, бешено растирая лицо.
– - Ну уж нет, во сне люди не испытывают такого зверского голода! Как включить свет? — спрашиваю я. Под потолком висит одинокая лампочка без плафона, но на щелчки выключателя не реагирует. Перегорела, что ли?
Алихан поднимается и идёт к выходу, по пути на минуту зажав меня в объятиях и зарывшись в мои волосы носом. Нас, похоже, клинит на не очень свежие запахи друг друга.
За домом раздаётся тарахтение генератора, и лампочка внезапно озаряет тусклым светом комнату. Вижу гору сумок на верстаке и на полу под ним. Давут приезжал, пока мы спали.
Я нахожу на столе его сообщение, нацарапанное на обороте моего списка:
«Тут всё, что ты заказала и ещё Мерьем добавила. Она в Изнике. Мы приедем завтра.
ПС: корзина от соседа».
Видимо, Давут использовал прицеп, чтобы притащить сюда все свои покупки. Я нахожу большой термос с куриным бульоном и, налив в чашку немного, с наслаждением выпиваю ароматный отвар. Обнаруживаю в бумажном пакете несладкую булочку – поачу, и откусываю сразу половину. Когда подходит Алихан, я усаживаю его на единственный табурет и делюсь бульоном, который он выпивает с жадностью. Остаток поачи тоже исчезает в его пасти.
Малахитовые глаза тянет меня к себе на колени и так мы с ним и ужинаем – кормя друг друга из рук, порой в шутку сражаясь за самые лакомые кусочки – только чтобы предложить их друг другу.
В отдельной корзине лежат ещё тёплые, нагретые солнцем помидоры; длинные, тонкие, похожие формой на кабачки, а вкусом на огурцы аджуры; связки петрушки и зелёного лука; ароматные груши; чуть треснутые от спелости гранаты и тёмно-синие сливы. Метнувшись к раковине, споласкиваю овощи и, не найдя ножа, просто переламываю кабачко-огурец пополам. Помидор при надкусывании брызгает на подбородок и Али, потянув меня к
В контейнере из фольги я нахожу кусочки отварной курицы. Мы быстро сметаем их, выхватывая из посудины пальцами. Где хранятся приборы мне тоже ещё предстоит понять.
На сладкое нам передали открытый пирог с творожным сыром, и мы отщипываем от него по кусочку.
Мерьем даже прислала чай в специальном термосе с носиком!
Встаю с коленей Алихана и хочу продолжить распаковку, испытывая радость, словно от новогодних подарков, когда он вдруг, зажав рот рукой, несётся в туалет.
Беспробудное пьянство и голод теперь мешают еде нормально улечься в его желудке. Чёрт, опять вьетнамские флешбэки, которые я заталкиваю поглубже в своей памяти.
Провожаю бледного, взмокшего Али к топчану, усаживаю и подаю сладкий чай с галетой. Он морщится, но под моим строгим надзором проглатывает всё и ложится в постель.
Я разбираю пакеты, чищу зубы новой зубной щёткой и снова залезаю к Али под бочок. Он поворачивается ко мне и просто гладит моё лицо.
– - Ты ведь больше не уедешь от меня? – шёпотом спрашивает он.
– - Даже если будешь выгонять!
– - А моя женитьба?
– - Чёрт, ну, буду второй женой!
Али подгребает меня поближе к себе и прижимается своим лбом к моему.
– - Прости меня, -- звучит так тихо, что я не сразу понимаю смысл сказанного.
Давут с Мерьем приезжают с утра пораньше и привозят новую партию припасов. Мы с Али допили на завтрак остывший чай, и я страшно рада видеть, как его мать извлекает из сумки термос со свежезаваренным кофе. Уверена, где-то в доме должна быть турка, но я пока не погружалась в хлам на полках верстака.
Позавтракали снова: я -- плотно, Али только пожевал галет и запил все крепким кофе. Слава богу, еда не просится наружу.
Потом мы выгоняем братьев на улицу и принимаемся за уборку. Я смахиваю паутину из углов, мать Али моет единственное окно. Прибравшись в санузле, прохожусь веником по комнатам и быстро намываю деревянный пол.
– - Эту землю мой отец купил двадцать лет назад после того, как мама умерла. – Делится со мной Мерьем.
– - У нас раньше был дом в Изнике, но он продал его – слишком всё напоминало о горе. Здесь был небольшой сарай, отец его обустроил и сделал жилым. А потом начал высаживать сад. Все плодовые, ореховые, оливковые деревья, что ты тут видишь – это его рук дело.
– - Два года назад папа тоже ушёл, -- Мерьем отвлекается от скобления ножом деревянного верстака и смотрит в окно. – Покрайней мере, он успел узнать Али и подружиться с ним.
Я вдруг со всей отчётливостью понимаю, по скольким жизням, словно частым бреднем, прошёлся клан Османоулу. Бабушка Алихана умерла, так и не обняв единственного внука. Дед смог пообщаться с Али всего девять, десять лет? Родная мать не знала, каким рос её сын, не видела его почти два десятилетия! А сейчас эта сеть хочет изловить и Алихана, и готку, и меня, и чёрт знает ещё сколько народу!