Мои воспоминания
Шрифт:
Базиль сделал какое-то грандиозное пожертвование на войну и получил один из 20 орденов св. Михаила и стал сэром.
Затем он купил казино в Монако и мог играть в рулетку без проигрыша. Здесь он и умер, кажется, в 1935 г., в глубокой старости.
Sic transit gloria mundi. [27]
Военно-морская академия
В сентябре 1888 г. я был зачислен в число слушателей кораблестроительного отдела Морской академии.
27
Так проходит мирская слава (лат.).
С
Морская академия состояла из трех отделов: гидрографического, механического и кораблестроительного. Прием слушателей через два года, по четным годам, по экзамену, при стаже не менее двух лет в офицерских чинах. Комплект: на гидрографическом отделе — 10 человек, на двух остальных — по 5 человек.
Под академию было отведено три аудитории, выходившие окнами на набережную Невы, во втором этаже здания Морского училища, и полутемная комната для помощника начальника академии. Начальником академии был по положению начальник Морского училища, в мое время — контр-адмирал Д. С. Арсеньев.
Профессорами были А. Н. Коркин (дифференциальное и интегральное исчисление); Г. А. Тиме (аналитическая геометрия и высшая алгебра на 1-м курсе и аналитическая механика на 2-м); Н. Я. Цингер (астрономия и геодезия на гидрографическом отделе); И. П. де Колонг (девиация компаса); К. Д. Краевич (физик); И. Б. Шпиндлер (физическая география, океанография, метеорология); И. А. Евневич (прикладная механика н построение машин); А. А. Грехнев (теория корабля); Н. Ф. Лабзин (технология).
Кроме того, руководили практическими занятиями: А. И. Садовский (по физике); И. П. де Колонг (по математике); И. А. Вилькицкий (по астрономии); А. А. Экенберг (по проектированию судов).
Лекции были полуторачасовые, по четыре лекции в день, Я поступил в академию, пробыв четыре года на службе, как указано выше, причем все четыре года я занимался научной работой; в сущности, еще до поступления в академию самостоятельно изучил математику и теоретическую механику, а также общую физику, даже в большем объеме, нежели проходилось в академии, поэтому мне не только было легко следить за читаемыми курсами, но и относиться к ним критически.
Александр Николаевич Коркин. Как на русском, так и на иностранных языках существовало множество курсов дифференциального и интегрального исчисления, но Коркин не придерживался ни одного из них и, можно сказать, не столько читал, как диктовал нам свой совершенно оригинальный курс, отличавшийся особенною точностью определений, краткостью, естественностью и изяществом выводов всех формул, отсутствием той излишней щепетильности и строгости, которая не поясняет для техников, каковыми мы были, а затемняет дело, и которая необходима лишь для математиков, изучающих математику как безукоризненную область логики, а не как орудие для практических приложений. [28]
28
А. Н. Крылов совместно с академиками В. М. Стекловым и А. А. Марковым редактировал первый том Собрания сочинений А. Н. Коркина (П., 1911).
Г. А. Тиме одновременно преподавал и в Горном институте. В свои лекции он не
Николай Яковлевич Цингер. Хотя астрономия и не входила в число предметов кораблестроительного отдела, но я, когда было возможно, слушал Н. Я. Цингера. Его методика преподавания была совершенно оригинальная: слушателям были розданы великолепно изданные литографированные записки, самим Цингером каллиграфическим почерком написанные, с превосходно им самим исполненными чертежами. По очереди каждому из слушателей предлагалось изучить по этим запискам соответствующий параграф, сделать все указанные в нем задачи, подробно вывести все формулы, особенно те, о которых сказано: «отсюда на основании уравнения (i) и (k) получим формулу (p)». Этот слушатель выходил к доске и читал проработанный им параграф; остальные слушатели должны были также это изучить и сделать все задачи.
Если стоящий у доски в чем-нибудь сбивался или ошибался, то Цингер предлагал кому-нибудь другому исправить или пояснить вывод и т. д.
Он часто предлагал вопросы, и если никто не мог на них ответить, то сам подходил к доске и излагал решение. Этот метод, приложимый к небольшому числу слушателей, вел к тому, что курс всеми усваивался полностью и постепенно, для слушателей не было надобности спешно готовиться к экзамену в конце года. Ежедневно как бы происходил экзамен по всему пройденному.
Н. Я. Цингер преподавал в Морской академии более 40 лет, скончался в 1920 г., в возрасте свыше 80 лет, оставив после себя превосходные печатные руководства как по сферической, так и по практической астрономии и ряд справедливо считающихся классическими научных работ.
К. Д. Краевич был более известен по своему учебнику физики для гимназий, нежели как профессор.
Морская академия обязана ему отлично оборудованным физическим кабинетом, который он, можно сказать, насилием вынудил у адмирала И. А. Шестакова, зашедшего в бедно обставленный физический кабинет Морского училища, в котором тогда читал свою лекцию Краевич.
— Всем ли вы довольны, господин профессор?
— Какое доволен, ваше превосходительство, да здесь ни одного опыта показать не на чем, ни одного измерения произвести нельзя, приходится читать то, что немцы зовут Kreidephysik — меловую физику и только зря отнимать у слушателей время. Это не курс, а только одна видимость и отбывание номера.
Арсеньев обомлел, видимо думая, что Краевич сошел с ума, если так говорит министру. Но Шестаков был умный человек:
— Что же вам, профессор, надо?
— Помещение, вот эту комнату и три с нею смежных, и денег.
— Сколько?
— Пятьдесят тысяч единовременно и пять тысяч ежегодно, ваше превосходительство.
— Многовато, могу вам дать на этот год 30 000 единовременно и прикажу вносить в смету по пять тысяч, а дальше видно будет.
Таким образом, благодаря Краевичу Морская академия получила хороший физический кабинет.
На первом курсе 1888/89 г. Краевич читал нам термодинамику. В его лекциях не было того изящества математических выводов, как у Коркина, не было того изумительного умения пользоваться для наглядности геометрическими представлениями, как у Цингера, даже не было того умения производить опыты, каким отличался его ассистент А. И. Садовский, но от него мы услыхали впервые фразу геолога Гексли, сказанную Вильяму Томсону: «Математика, подобно жернову, перемалывает то, что под него засыпают, и как, засыпав лебеду, вы не получите пшеничной муки, так, исписав целые страницы формулами, вы не получите истины из ложных предпосылок».