Мокруха
Шрифт:
Бобу фамилия пришлась по вкусу. Может, он даже начнет ходить в боксерский спортзал и возьмет несколько уроков!
Войдет в спортивную форму!
Третий звонок Эстевана оказался нехороший. Он сделал его в ответ на сообщение по пейджеру. Боб слышал, как упал его голос, потом стал отрывистым, злым, посыпались короткие вопросы.
Эстеван положил трубку и повернулся к Бобу. Настало время действовать очень быстро.
Дон наблюдал, как мальчишка за стойкой покромсал несколько пучков ярко-зеленой травы и сунул их в соковыжималку. В воронку потекла жидкость, похожая больше на моющее средство, чем на панацею от всех болезней.
Впрочем, Мора любила делать много такого, отчего Дону становилось не по себе. Например, заниматься сексом, держа в руке заряженный револьвер. Он не понимал, в чем здесь кайф. По словам Моры, оружие для нее axis mundi, талисман, предмет языческого поклонения. Для Дона револьвер есть револьвер, а поскольку он к тому же заряжен, значит, может случайно выстрелить. Никакого кайфа в этом он не находит. Это не возбуждает. Это пугает. Так же, как сок пырея.
Зазвонил сотовый телефон, и к своему удивлению Дон услышал голос детектива Флореса. Тот сообщил, что местный шериф задержал посреди пустыни какого-то парня, который сейчас находится в больнице Палм-Спрингса. Дон поначалу решил, что Флорес просто старается свалить дело на него, поскольку ему не хочется отрывать свою задницу от стула и переться на машине в такую даль. Но услышав, что один из братьев Рамирес убит при попытке добраться до того парня, Дон без лишних разговоров отправился в путь. Какие бы разборки не случились в преступной группировке Солы, все они имеют для него важное значение. Если уж Эстеван послал братьев Рамиресов до самого Палм-Спрингса шлепнуть какого-то парня, значит, этому парню наверняка есть, что рассказать.
Дон рвался прибыть в Палм-Спрингс как можно скорее, прежде чем Эстеван пошлет еще кого-то, чтобы закончить начатое братьями Рамирес. Он даже не подбросил Мору обратно до ее рабочего кабинета. Ничего, потерпит и прокатится вместе с ним! Впрочем, она и не возражала.
Когда Боб пришел домой, Фелисия стояла на стремянке и рисовала краской цветы по верхнему краю стены. Она обернулась и посмотрела на него. Любой мужчина мечтает, чтобы его встречали дома таким взглядом. Лицо Фелисии светилось радостью, глаза блестели, из груди вырвался счастливый смех, а ласковая улыбка делала ее еще прекраснее.
– Ола, корасон!
– Привет, сладкая!
Боб подошел к ней, обнял за талию, приподнял и бережно опустил на пол. Потом заглянул глубоко в ее глаза и нежно поцеловал в губы.
– А я готовлю на ужин посоле.
Боб не нашелся, что ответить. На короткое мгновение у него мелькнула мысль, зачем ему дважды в день есть горячий суп, когда на улице жара под девяносто градусов по Фаренгейту, но он тут же забыл о ней.
– Мне надо съездить в Палм-Спрингс.
– Надолго?
– Только на одну ночь. Завтра вернусь.
Улыбка медленно сползла с губ Фелисии.
– Не нравится мне это, Роберто! Но ме густа!
Боб опасался, что она рассердится. В наши дни очень трудно достичь той золотой середины, когда карьера не портит отношения
– Но Фелисия, дорогая, это моя работа!
– Найди себе другую работу! Не желаю заниматься любовью с киллером!
Боб засмеялся.
– Никакой я не киллер, с чего ты взяла?
Но Фелисию трудно переубедить.
– Но ты ведь работаешь на Эстевана!
– Ну и что, я никого не убил!
– Ой ли?
– Честное слово! То есть, я стукнул одного по голове лопатой, но мне просто деваться было некуда, и то он остался жив.
– Правда? Ты не врешь?
– Правда! Не вру! Неужели я похож на киллера?
Фелисия тоже засмеялась.
– Вообще-то нет. Но я думала, как раз потому Эстеван и взял тебя в киллеры, что на тебя не подумаешь.
– Нет, Фелисия, я не киллер.
Лицо Фелисии снова озарилось улыбкой. Но, едва появившись, она тут же опять исчезла.
– Тогда чем же ты занимаешься у Эстевана?
– Хм… По правде, сам не знаю. Я еще новенький. Эстеван хочет, чтобы я занимался его деньгами, типа присматривал за бизнесом. Думаю, меня можно назвать управляющим или еще чем-то таким…
– Управляющим?
– Ну да, так обычно говорят.
Фелисия задумчиво прикусила губу.
– А ты умеешь управлять?
Боб усмехнулся.
– Пока только учусь.
Амадо в своем старом махровом халате на голое тело сидел на кровати, опираясь спиной на подушку и вытянув ноги. Лэптоп разместился у него на коленях, а сбоку, на большом испанско-английском словаре, стояли две бутылки с холодным пивом. Вторая принадлежала Синди, которая расположилась на второй половине кровати также с включенным лэптопом. На ней тоже не было никакого белья, кроме выцветшей футболки с надписью «Фугази».
Амадо оторвался от работы и посмотрел на Синди. Он вдруг понял, что впервые в жизни чувствует себя счастливым. Ему не приходится гнуть спину в поле, не надо угонять чужой автомобиль или грузовик. Он не сгружает наркотики с доставившей их фуры на какой-нибудь тайный склад. Никто не требует от него найти человека и убить. И нет необходимости отчищать пол от кровавого месива, оставленного чьим-то разнесенным вдребезги черепом. А еще лучше, что его самого никто не пришьет, поскольку и он никого не трогает, а просто сидит на кровати в старом халате и печатает на лэптопе. Он в безопасности. Он счастлив.
Синди так увлеклась, что не заметила обращенных на нее любящих глаз Амадо. Он улыбнулся и опять принялся за работу.
В спальне слышалось только непрерывное клацанье клавиш лэптопов да время от времени чья-то пивная отрыжка.
Обоим хотелось о многом написать.
21
Не мог же Дон сказать шерифу, что Мора его любовница, и он взял ее с собой просто покататься. Детектив не нашел ничего лучшего, как представить ее помощницей окружного прокурора. Шериф купился на это ничтоже сумняшеся – наверно, потому, что все его внимание было поглощено вырезом на груди Моры – и начал докладывать им обоим о происшествиях за день.
Потом он повел их в морг на опознание тела Томаса Рамиреса. Дон решил, что Море созерцать это жуткое зрелище, конечно же, ни к чему. Однако, вот она, стоит рядом, а шериф сдергивает простыню и услужливо показывает все девять пулевых отверстий, оставленных им в груди Рамиреса. Каждое аккуратно обведено красным маркером, хотя их и так не проглядишь – черные, мерзкие раны. Шериф очень гордился своей работой и сожалел только, что упустил второго; однако парень задал такого деру – только пятки засверкали.