Молчаливое море
Шрифт:
Осмотревшись по сторонам, лейтенант заметил, что якорных огней на рейде стало больше. Корабли стояли теперь не в две, а в три линии.
— Чего не спишь? — спросил его подошедший Исмагилов.
— Прохлаждаюсь, — ответил Портнов. — Что за корабли пришли?
— НАТО в гости пожаловало. Забрели на огонек.
— Или им в море места не хватило? — вслух подумал Портнов.
Капитан-лейтенант чиркнул зажигалкой, раскурил сигарету.
— Ты знаешь, хакасы говорят: много троп в Саянах, но все они к человеческому жилью ведут. Это теперь, а когда советская власть
— А ведь когда-то адмиралы воюющих флотов, прежде чем начать бой, салютовали друг другу флагами... — задумчиво произнес Портнов.
— Только их пушки от этого не становились ласковее! — рассмеялся Исмагилов. — Простому матросу боком выходила адмиральская галантность. А теперь пошли досыпать, — добавил он, щелчком швырнув в обрез окурок. — Как говорится, утро вечера мудренее, а больную голову и малахай жмет!
Утром Портнов вышел глянуть на незваных ночных гостей. Головным у них стоял американский фрегат. Вид у него сугубо мирный: ракетные установки зачехлены, на палубе разгуливают полуодетые матросы, слышен пиликающий звук губной гармошки. В кильватер сторожевику выстроились несколько тральщиков. Лейтенант разглядел на них итальянские и английские флаги.
На «Величавом» прозвучал сигнал к завтраку. И тут же с американского фрегата послышался усиленный громкоговорителем скрипучий металлический голос. Кто-то, старательно выговаривая слова, произнес по-русски: «Пр-риятного ап-петита!»
Эпизод этот стал предметом разговора за столом в кают-компании.
— Ишь ты, «заокеанская вежливость!» — размешивая сахар в стакане, сказал замполит Поддубный. — Желают приятного аппетита, а сам небось думает: чтоб вы подавились! Помню, какой крик подняли натовцы, когда наши корабли впервые вышли в Средиземное. О чем только они не вопили: и о нашей попытке обойти НАТО с фланга, и о нашем намерении запереть американский шестой флот в средиземноморском мешке, и о том, что наши корабли — это пистолет, приставленный к их груди, как писала одна из газет.
— Пистолет не пистолет, а то, что мы здесь, им как кость в горле, — откликнулся со своего командирского места Неустроев. — Двадцать лет американцы считали Средиземное море своим озером. Думали, что мы и сунуться туда не посмеем. Просчитались, вот и кусают теперь локоть. Стараются доказать незаконность нашего пребывания здесь.
— А как же они за тысячи миль от своих берегов — по закону, а мы в двух шагах от дома — незаконно! — хмыкнул замполит. — Логика разбойников.
— Попрошу командиров боевых частей доложить о готовности к походу, — сказал, поднимаясь из-за стола, Неустроев. — Вечером снимаемся.
До чего короткими казались мне эти августовские денечки. Не успеешь оглянуться — уже стемнело. А я все не решалась поломать год назад установленный мамой порядок: быть дома не позднее одиннадцати. Мама и без того подозрительно поглядывала на мои припухшие
Незадолго до своего отъезда Вася пришел ко мне расстроенный.
«Что случилось?» — взглядом спросила она. Он протянул скомканную телеграмму.
«Буду Тюмени двадцать пятого останавливаюсь гостинице «Сибирь» хочу увидеться целую папа», — прочла я.
— Ну так что?
— Ты знаешь, Алка, душа не лежит с ним встречаться. Чужой он мне...
— И все-таки он твой отец, — нерешительно возразила я.
— Он мой бывший содержатель, — желчно сказал Вася. — Считает, что его семьдесят рублей дают право называть меня сыном!
— В жизни всякое случается, Вася... — вздохнула я.
— Не хочу я его видеть! — решительно заявил Вася.
— А если он наведается к вам домой?.. Будет ли это приятно твой маме?
— Ты права... — спохватился он. — Хорошо, тогда мы пойдем в гостиницу вместе!
— С кем?
— С тобой, разумеется.
— А я-то с какой стати?
— Или так, или никак, — набычился он. Я поняла, что снова мне придется уступить.
В «Сибирь» мы позвонили из углового автомата. В вестибюле нас встретил крупный, чуть располневший человек в дорогом костюме. Юношески буйная шевелюра казалась чужой на его желтом, нездоровом лице с набрякшими веками. Очевидно, у него не все было в порядке с почками.
— Сынок! — порывисто воскликнул он, шагнув навстречу Васе.
Но тот уклонился от его объятий.
— Вот, знакомься, — неприветливо буркнул он, кивая на меня. — Моя невеста Альбина.
Отец удивленно вскинул белесые брови, а я залилась краской. С какой стати Вася удостоил меня таким титулом? Разве у нас был когда-нибудь разговор о свадьбе? Дружат тысячи парней и девушек, разве все они становятся мужьями и женами?
Я досадливо прикусила губу.
— Будем знакомы, Трифон Игнатьевич Портнов, — справившись с замешательством, сказал отец. — Пойдемте ко мне в номер, я тут на втором этаже...
В маленьком номерке все было вверх тормашками. Из-под кровати виднелся раскрытый чемодан, подоконник был завален какими-то свертками.
— Извините, у меня тут не того... — суетился отец, торопливо одергивая измятое покрывало и ногой задвигая подальше чемодан. — Я, право, не знал, что с нами будет девушка, — виновато улыбался он, ставя на столик бутылку «Столичной».
— Она не пьет, — предупредил Вася. — И я тоже...
— Мы только по единой, за встречу, — разворачивая кульки, говорил отец. — А может, я схожу в буфет за вином? — предложил он.
— Вина мы тоже не пьем, — упрямился Вася. Я незаметно дернула его за рукав. Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи.
— Вот что, отец, — сказал Вася, глядя на то, как, запрокинув голову, тот жадно пьет водку. — Я вырос и избавил тебя, наконец, от алиментов, теперь я прошу об одном: оставь нас с матерью в покое. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Если и ношу твою фамилию, то просто по недоразумению...
Отец, не отрываясь, глядел на Васю. В его грустных блекло-голубых глазах были боль и укор.