Молчание посвященных. Эффект бумеранга (сборник)
Шрифт:
– На фоне была какая-то постройка в китайском стиле и еще стена. Показала специалистам. Говорят, что это один известный монастырь в пригороде Гонконга. При нем есть что-то вроде госпиталя, где исцеляют увечных. Он в плену, понимаешь, ранен был в каком-то бою…
– Давай найдем твоего человека через МИД. У меня есть там завязки.
– Этого делать ни в коем случае нельзя…
– Почему?..
– Многого я не знаю… Но знаю, что те, кто посылал его на задание, очень не заинтересованы в его воскрешении.
– В конторе Никанора?
– Я только предполагаю…
– Ну и влипла ты, мать!.. С конторой шутки плохи…
– Только я одна могу ему помочь. Больше никто.
– Каким образом, дурында?!
– Еще не знаю. Но я должна быть там. С ним… Ты у нас на курсе был самый умный. Придумай что-нибудь, а?
Феликс молчал, о чем-то размышляя.
– Я не смогу спокойно жить, пока он в беде, – всхлипнула Рита.
– Да не реви ты! – растерялся Феликс, не переносивший женских слез. – А ведь ты хорошо придумала. Я сперва разозлился… Чего, думаю, она ко мне с этим, а не к своему номенклатурному папаше? Тот и звезду с неба достанет. А теперь просек, что сановный свой мундир он в этом деле пачкать не будет ни под каким видом. Ладно, Пылаева… Загранпаспорт у тебя есть?
– И загранпаспорта нет. Папаша постарался, – всхлипнула Рита.
– Да-а, в умении перекрывать кислород равных Николаю Степановичу поискать. Ладно, вытри слезы, мать, – есть у меня в ОВИРе одна бывшая пассия… Фотографии на загранпаспорт при тебе?
– Да, вот, – еще не веря в удачу, протянула она пакетик.
– Через несколько дней созвонимся, – Феликс чмокнул ее в щеку и зашагал к входу в метро.
По-прежнему колобродила на пустынных московских улицах метель. Ни автобуса, ни зеленого огонька такси… Рите ничего не оставалось, как добираться до дома пешком. На Садовом кольце, несмотря на поздний час, шумел какой-то митинг – с дымными факелами и непонятными лозунгами. Усталые, замерзшие люди против чего-то протестовали, к кому-то взывали, чего-то требовали. Чего?.. Рита, далекая от любой политики, так и не разобралась.
– А вы, гражданочка, за что голосуете? – прицепился к ней какой-то въедливый старикашка с козлиной бороденкой. – Вы за суверенитет и независимость России или как?
– За независимость от кого? – не поняла Рита.
– От кого? – возмутился старик. – От всех… Грузин, узбеков, евреев, латышей и прочих шведов.
– Я бы проголосовала за независимость от самих себя, – сказала Рита.
– Сучка! – несся ей вслед скрипучий, как снег под ногами, стариковский голос. – Нацепила, сучка, дубленку и с высокой колокольни ей… на всю Россию!
«Господи, – подумала она, – эти замерзшие и голодные люди за семьдесят лет так и не поняли, что такие говоруны, как дорогой мой папаша, опять наобещают им в скором будущем три короба светлого счастья и в который раз облапошат их, как слабоумных, ограбят до нитки. Даже заначку на их скорбные похороны отберут и не перекрестятся».
Дома она, не раздеваясь, прошла в детскую комнату. Одетый в пижаму Платон безмятежно спал на ковре среди разбросанных автоматов, ракет, пушек, танков, оловянных солдатиков и звероподобных пластмассовых терминаторов.
Рита осторожно перенесла его в постель и долго всматривалась в смягченные сном черты сына.
– Как же он похож на Игоря Сарматова! – вздохнула она, чувствуя, что не в силах унять подступившие к горлу слезы. – Господи, услышь меня. Что мне сделать, чтобы мой сын Платон не повторил судьбу своего отца?.. Что мне сделать, чтобы никакая война никогда не отняла его у меня?..
– Мамочка, почему ты плачешь? – обвил ее шею проснувшийся сын.
– От счастья, Тошенька, – сказала она, прижимая к себе его теплое тельце и пряча от него лицо.
– От счастья, что у тебя есть я, да?
– Да, да, да! – прошептала она, покрывая поцелуями его лицо.
Феликс позвонил через неделю и назначил Рите встречу на Тверском бульваре. После недели затяжной злой метели день этот выдался морозным и ясным. По голубому московскому небу плыли легкие облака, а белые свежие сугробы буквально искрились под лучами солнца. Напротив Риты на скамейке устроилась влюбленная пара. Они самозабвенно целовались, забыв о морозе и не обращая ни на кого внимания. Были они молоды и красивы. Рита засмотрелась на них и не заметила, как к ней на скамейку подсел Феликс. Он толкнул ее локтем и сказал со смехом:
– Если кто и прав в нашей летящей с откоса стране, так это они. – Он кивнул на влюбленную парочку. – Да здравствует любовь, мать!..
– Ты меня напугал, Феликс.
– Такая пугливая, а к черту на кулички собралась.
– Что-нибудь придумал?
Феликс кивнул и, посмотрев в ее глаза, сказал:
– Может, передумаешь, а?
Рита отрицательно замотала головой.
– Так и знал, – вздохнул Феликс. – Ну, если так, то завтра в ОВИР. В кабинете семь тебя будет ждать симпатичная блондинка Светочка. Не ахти какая шишка, но придется потратиться на духи или что-то в этом роде…
– Конечно, конечно.
– Дома внимательно изучишь все эти материалы, – вынимая из портфеля папку, продолжил Феликс. – Здесь твое командировочное удостоверение от моего журнала. Задание на цикл статей о восточной медицине. Еще здесь рекомендательное письмо к нашему консулу в Гонконге. Остановишься в гостинице «Шератон», чтобы особо не выделяться. Там всегда полно европейских журналистов. И еще… там есть человек – портье, зовут его Ахмет. Он алжирец, женат на русской. Закончил у нас энергетический институт. Может, чем-то будет полезен тебе.
– Спасибо, Феликс.
– Не надо, не надо. Когда я это делал, то все мое существо протестовало… Надо же такое удумать!..
– Я не знаю, что я там могу сделать, чем ему помочь… Но я виновата перед тем человеком, понимаешь?..
– Ну, ладно, ладно… Давно все понял, но больше не грузи меня проблемами, – встал со скамейки Феликс. – Когда вернешься, не забудь позвонить.
Они попрощались и разошлись в разные стороны.
Гонконг
14 декабря 1991 года