Молчание посвященных
Шрифт:
Перво-наперво его оппоненты возьмут под контроль все основные магистрали, ведущие к Черному морю. Все, но вряд ли они догадаются искать его на стратегических дорогах ракетных войск, которые, незаметно соединяясь друг с другом под покровом густых лесов, покрывают квадратами почти всю европейскую часть страны. Разумеется, в век спутников и радаров для потенциального противника эти дороги – секрет Полишинеля, но внутри страны распространяться о них не принято. Способ исчезновения подполковника Савелова из Москвы по этому маршруту разработан и подготовлен самим многоопытным в тайных делах генералом Толмачевым.
После получаса бешеной
– Приехали! – сказал вслух Савелов, увидев между елей, неподалеку от косогора, стожок осенней отавы.
Под ним он обнаружил то, что там должно было быть, – серую «девятку» с форсированным двигателем, пятью канистрами бензина в багажнике и спецпропуском в запретную зону под лобовым стеклом. Перегрузив в «жигуль» из «Волги» инструмент и свои вещи, Савелов разогнал ее на прямом участке грунтовки и, резко крутанув руль вправо, выбросился в мокрую густую траву. Машина взлетела над косогором и, перевернувшись, тяжко ухнула в болото метрах в восьми от берега. Пока Савелов прихлебывал из крышки термоса горячий кофе, топь поглотила «Волгу».
Профессионально работают наши люди, оценил Савелов, заглянув под косогор. Место выбрали что надо, даже глубину болотины не поленились промерить. Допив кофе, он решил не задерживаться для отдыха, предусмотренного планом операции, и сразу погнал серую «девятку» к бетонке. Ей предстоял долгий путь.
Несколько раз пустынную дорогу перегораживали шлагбаумы военных КПП, но солдаты-регулировщики, увидев на лобовом стекле машины спецпропуск, сразу бросали руки к каскам и, не проверяя остальных документов, молча поднимали полосатые штанги.
Да-а, фирма генерал-лейтенанта Толмачева веников не вяжет! – вынужден был вновь признать Савелов. Все предусмотрел старый чекистский волкодав, думал он, всматриваясь из-за баранки в покрытую изморосью дорогу, разрезающую хвойные чащобы. Оттуда можно было в любую минуту ждать появления кабаньего выводка или лосиного стада.
– Чур меня, чур! – сказал он вслух. – Не до охоты мне, ребята… Это на меня нынче идет охота, как на бешеного волка.
Ближе к вечеру на одном из участков бетонки, проложенном строго на юг, его «девятка» догнала стаю диких гусей. Они летели так низко, что, казалось, вот-вот коснутся усталыми крыльями верхушек елей.
Кто знает, может, судьба приведет и меня в ту страну, в которую улетают на зиму дикие гуси. И из которой для меня уже не будет возврата. Савелов зябко повел плечами. Аз воздам, как говорит раздавленный осознанием греха и одиночеством мой старый отец… «Встречу ли я в той стране Игоря Сарматова и всех наших ребят, оставшихся на отрогах и в ущельях Гиндукуша? – пришло ему в голову. – Встретить-то, допустим, встречу, а вот примут ли они меня в свою компанию – это вопрос…»
Гонконг
5 ноября 1990 года
Усталый клин перелетных гусей с тревожными криками описал круг над озером неподалеку от затаившегося среди зарослей монастыря и тяжело опустился на водную гладь, смахнув с нее отражение облаков, подсвеченных сполохами утренней зари. Когда первые солнечные лучи коснулись темно-серых черепичных крыш монастыря
У кромки прибоя вся группа опустилась на колени и, приняв «позу лотоса», устремила неподвижные взоры к красному солнечному шару, торжественно выплывающему из штормового моря. Когда солнце поднялось над волнами, высокий европеец, оставив на берегу кимоно, взбежал на скалу и бросился с нее в бурлящие, пенные буруны. Вынырнув, он проследил глазами за удаляющимся клином отдохнувших на монастырском озере гусей и поплыл вслед за ними в сумеречный морской простор.
Отплыв на значительное расстояние от скал, он лег на спину и полностью отдался воле пенистых волн. Когда сквозь их монотонное шипение его уши уловили звук работающего судового двигателя, он словно очнулся от сна и поплыл на этот звук. Скоро на фоне зависшего над волнами солнечного шара появился силуэт катера пограничной охраны. Поднятой вверх рукой человек приветствовал людей на его палубе.
– Сэр, опять тот сумасшедший купальщик! – сказал капитану-англичанину вахтенный матрос-китаец. – Шторм в пять баллов и вода плюс десять, а ему нипочем!
– Этот парень из клиники профессора-японца, – отозвался капитан. – Да, мы его каждое утро встречаем, и даже шторм ему не шторм, – оторвался он от экрана локатора. – За это его стоит поприветствовать, маленький Сюй!
– Слушаюсь, сэр!
Над пенистыми валами понеслись три протяжных корабельных гудка. Пловец в ответ вновь поднял в приветствии руку. Потом до людей на катере донесся его протяжный крик, состоящий из одних гласных звуков:
– И-и-и-о-о-о-а-а-а-у-у-у-и-и-и-о-о-о-у-у-у-у-у-у-у!
– Похоже, он зовет на помощь, сэр? – заволновался матрос.
– Наша помощь ему не нужна, – загадочно улыбнулся капитан.
– Сэр, его не видно на поверхности, – заволновался Сюй. – Он утонул, сэр, или на него напали акулы!..
Погрузившись в морскую пучину, человек тем временем достиг дна и поплыл среди колышащихся водорослей к темнеющим впереди скальным разломам. Когда у разломов мелькнуло в мерцающем сумраке несколько стремительных силуэтов, человек быстро всплыл на поверхность. Там его уже встречали любопытные дельфиньи физиономии.
– А-а-а-у-у-у-э-э-э-а-а-а-у-у-у-э-э-э-а-а-а! – протяжным криком приветствовал он загадочных и грациозных обитателей морских пучин, и те, словно по команде, затеяли вокруг него веселую игру с выпрыгиванием из воды, нырянием и внезапным появлением из глубины у самой головы купальщика. Человек безбоязненно касался их гладкой кожи, отражающей рассветное небо, хватался за плавники, уходил на дельфиньих спинах в пучину, чтобы через некоторое время вместе с ними снова появиться на поверхности…
В это время камуфлированный джип, промчавшись по гулким предрассветным улицам Гонконга, вырвался на шоссе, ведущее к монастырю «Перелетных диких гусей». Совсем рядом с мокрой лентой асфальта, едва угадываемое в промозглых сумерках начинающегося дня, рокотало штормовое море.