Молчание сфинкса
Шрифт:
— Ну дальше. Что же ты замолк? Значит, в тот день, в четверг, ты пришел в Воздвиженскую церковь примерно в час дня it встретил там отца Дмитрия, так? И что было потом?
— Я сказал: у меня к вам один вопрос, очень важный. А отец Дмитрий ответил: «Ну раз важный — делать нечего. Наверное, окреститься желаете, молодой человек?» Но я сказал: «Я крещеный, мне просто надо поговорить с вами. Кое-что узнать». А он сказал: «Извините, в город еду, на автобус спешу. Но если это срочно, пойдемте, побеседуем по дороге». И мы пошли вместе на остановку к шоссе.
— И что было дальше?
— Мы
— Вы шли здесь, этим путем?
— Да, — Изумрудов потупился. — Это же самая короткая дорога до остановки.
— И какой же вопрос у тебя был к отцу Дмитрию?
Изумрудов молчал.
— Диспут ты, что ль, со святым отцом устроить собирался? О чем? На какую тему?
— Я… мы шли, и я все никак не мог собраться с мыслями, с духом собраться… Не мог решиться. Он все спрашивал меня — чем я занимаюсь, где меня крестили, кто мои родители… Он казался таким простым, доступным, интеллигентным. Но я все равно никак не решался.
— Чего ты не решался?
— Не решался заговорить об этом, — с трудом выдавил Изумрудов.
— Да о чем?
Но Изумрудов снова умолк. «Так, — подумал Никита. — Кажется, и тут все дело в нашем кладе. Новая версия сказки про заклятое дьявольское сокровище». Изумрудов упрямо, смущенно молчал. И Никита решил зайти с другой стороны.
— Ты вот что мне скажи, Алексей Андреич, чего это шеф твой Салтыков так к Лесному душой прикипел? Такое строительство развел, сырость болотную вон по-ударному осушает. Ям каких-то по всему парку нарыл, а?
— Это же реконструкция полная, — промямлил Изумрудов.
— Реконструкция говоришь? А ты-то сам чем там занимаешься?
— Я помогаю. Если что надо привезти, достать — меня посылают.
— Ты что же там, рыбка золотая на посылках? — усмехнулся Никита. — У тебя и тачка есть? «Москвич»?
— Ага, железо, хлам, Я ее за четыреста баксов у одного парня в Питере купил.
— А твой Салтыков жалованье тебе платит?
Изумрудов не ответил. На его скулах выступили пятна румянца.
— Неужели не платит? Ой, — Никита покачал головой, — да брось ты. А что же тогда тебя там у него держит? Молчишь… Вообще-то, честно говоря, догадаться совсем нетрудно, — он вздохнул. — Друг бесценный, единственный… Но, по-моему, не только этим одним вы там в Лесном с ним занимаетесь. Молва идет среди местных — вроде клад ищете, а?
— Какой клад? — тихо спросил Леша Изумрудов. Никита смотрел на него сквозь дым своей сигареты.
Таким взглядом с экрана несравненный Лино Вентура в роли комиссара полиции гипнотизировал зрительный зал.
— Ты вот что, пацан, ты давай лучше всю правду, — сказал он. — Выгоднее это для тебя будет и спокойнее — от души совет даю. А то если убийство священника на тебя повесят по какому-нибудь сатанистскому мотиву — солоно тебе придется, мальчик светлый, в тюряге.
Изумрудов внимал, широко раскрыв глаза, словно не верил.
— Я священника не убивал, — прошептал он. — Никогда бы такого не сделал. Ни за что.
— Зачем же ты к нему ходил? — резко спросил Никита. — Что тебе было от него надо? Что ты хотел узнать?
—Я… хотел спросить его про венчание, — прошелестел
— Чего? Про какое венчание?
— Про венчание. Бестужевский клад тут совсем не при чем. Про него не у священников надо спрашивать. А я хотел узнать… — Леша Изумрудов умоляюще взглянул на Колосова. И во взгляде этом ясно читалось: ну что ты мучаешь меня? Отпусти!
— Что ты хотел узнать? — Никита чувствовал, что еще минута — и его терпение -адское терпение лопнет. Стояли они столбами на обочине дороги. Мимо прогрохотал «ЗИЛ», груженный дровами — в Тутышах и Воздвиженском запасались топливом на зиму. На осине, росшей у перекрестка, каркал ворон — хрипел, как Иуда-удавленник, действуя на нервы.
— Я слышал, по одной радиостанции передавали. Один священник в глубинке обвенчал двух геев, — Изумрудов запнулся. — За деньги. За двадцать тысяч рублей, что ли, всего… Ну вот я и хотел выяснить, нельзя ли и нас тоже обвенчать за деньги, тайно. Швед… шведская семья.
От неожиданности Никита даже растерялся.
— И ты с этим шел к отцу Дмитрию? — после паузы спросил он.
— Да, я хотел спросить.
— Тебе Салтыков велел?
— Нет, но он часто говорил о шведской семье. Восхищался. И насчет Амстердама тоже говорил. Но там это очень дорого. И потом, там это связано с широкой оглаской. А он ведь потомственный, аристократ, о нем светская хроника писала. И у него семья, ребенок. Скандал мог сильно в будущем повредить ребенку, несмотря на то что они с женой почти уже совсем развелись… А здесь, он считал, никто и знать ничего не будет. Он потому и приехал сюда из Франции. Он мне сам признался: он устал быть там тем, кем он не может, не хочет быть. Он устал притворяться. А здесь свобода, воля… Он всегда говорил мне — здесь, в Лесном, покой и воля. Можно расслабиться, можно быть самим собой. Можно даже любить… Я знаю — он часто об этом думает, вот я и хотел сделать ему сюрприз. Я решил найти здесь в деревне священника. Спросить, не согласится ли он за деньги обвенчать двух геев.
— Спросил?
Изумрудов печально покачал головой:
— Нет, я не решился. Этот старик — отец Дмитрий… Мы шли с ним к автобусу. Он такой был… В общем, я не знал, как подступиться к нему, как начать, как денег предложить за такое венчание. Он был старой закалки, это сразу было видно… А того, ну про которого я говорил, того священника — это тоже передавали — из церкви выгнали…— И я так и не сказал ничего, просто молол чушь разную. Вспомнил про Филологову Наталью Павловну, про то, как она о ремонте церкви с ним в Лесном говорила, ну и плел что-то на эту тему. Врал, в общем. Потом автобус пришел, и он уехал. А я остался. И больше я его не видел.
— А разве вечером в шесть ты не вернулся к остановке, не ждал отца Дмитрия? — спросил Никита.
— Нет, что вы? Зачем мне было его ждать?!
— Хотя бы за тем, что дело, с которым ты якобы к нему шел днем, так и осталось нерешенным.
— Нет, я уверяю вас, я не ходил туда больше — ни в церковь, ни на остановку. Я в Лесном был. С тачкой возился своей, тормозные колодки менял. Потом круг решил дать, сцепление проверить. Отца Дмитрия я больше не видел!
— Кто был в Лесном из ваших в тот вечер?