Молчание золота
Шрифт:
Про оставшуюся у Радоева Лию он, само собой, и не вспомнил. Впрочем, уважаемого портье можно понять: в самом деле, не обязан же он помнить о каждой шлюхе…
C помощью Юнуса и пришедшего ему на помощь молчаливого узбека с таким складчатым лицом, что на нем не было видно узких, как щелки; глазок, гостей стали разводить на ночлег. Мы с Артистом оказались наиболее транспортабельными, более того, мы даже помогли Юнусу дотащить до отведенной нам комнаты лейтенанта Саттарбаева. Этот, несмотря на свою относительную худобу, оказался тяжел, как связка железнодорожных рельсов. Спиной
Уже в комнате, бросив Саттарбаева на диван, мы с Артистом переглянулись и, хоть ситуация к тому и не располагала, расхохотались.
— Честное слово, смешные люди эти менты, — объявил Злотников, — думают, что они совершенно безгрешны и каждый их поступок, даже идиотский, истина в последней инстанции. А такой просто вещи, как пистолет и передатчик, найти не могут! Ты ведь пронес пистолет, Пастух?
— Конечно. Этому Юнусу только коров за вымя щупать, а не нас обыскивать. А что у тебя с передатчиком?
— Полный порядок, — сказал Артист, — сейчас послушаем нашего казачка французского. У него такой дурацкий вид, что едва ли Радоев станет обыскивать его на предмет «жучков». А зря…
— Дурацкий… — откликнулся я, — у тебя у самого какой вид? Еще речь голосом Ельцина произносил, гм…
— Зато нас оставили на ночлег, — тоном, не терпящим возражений, отозвался Артист, — причем, что замечательно, оставили безо всяких эксцессов. А я, надеясь на лучшее, рассчитывал на худшее…
— Опять какая-нибудь цитата?
Артист загадочно улыбнулся и стал настраивать передатчик. Я произнес:
— Ну что же, шутили достаточно, лора перейти к серьезной работе. Тем более что все идет без сучка без задоринки. Едва ли в этой комнате есть прослушивающие устройства… и…
— Ну что ты, в самом деле, Пастух, — отозвался Артист даже с оттенком легкой укоризны, — какие там еще, к шайтану, подслушивающие устройства? Ты же не на секретной базе ЦРУ, а в доме у обычного мента, к тому же узбекского, к тому же зажравшегося и обнаглевшего от собственной безнаказанности. Нет, я не говорю, что нам нужно его недооценивать. Все-таки он человек довольно неглупый, иначе не стал бы тем, кем является на данный момент. Но ничего особенного я в нем не вижу… Так. Готово.
Из разговора подполковника Радоева с Бергманисом (он же — Леон Ламбер), при участии Лии Галимовой, проститутки из самаркандского отеля «Афрасиаб»:
Радоев. Ну что же, ешьте, берите, что по душе. Наелись, что ли? Ну тогда можно будет и поговорить. Есть у меня к вам, уважаемый господин Бергманис, несколько вопросов. Хорошеньких таких вопросов, не я один ими интересуюсь, а много, много уважаемых людей беспокоятся. Вы можете по собственной воле, без нажима, ответить на эти вопросы, снять с себя тяжесть… зачем носить в себе такое, а?
Ламбер. Что вы имеете в виду? Что я ношу в себе? Что-то… я не совсем вас понимаю, вот.
Радоев. Да ничего страшного, ничего страшного, я вас для того сюда и пригласил, уважаемый, чтобы все, что вам непонятно, разъяснить, растолковать. А вы, надеюсь, окажете хозяину дома ответную любезность. Это же так просто — доверительный разговор, хорошее вино, откровенность за откровенность… А ты, девушка, там не стой. Иди сюда. Я тоже тебе вопрос задам. И не надо делать такого испуганного лица. Я тебя, в конце концов, казнить не собираюсь и пытать тоже. Иди сюда.
Ламбер. Видите ли, уважаемый…
Радоев. Вижу. К тому же я не только вижу, но и знаю, что в ноябре прошлого года вы, уважаемый, были здесь, в Самарканде, во главе археологической партии. Копали что-то в предгорьях Аввалыка. Там интересные места, живописные, древностей можно много нарыть… Впрочем, что я вам про древности рассказываю? Тут вы мне сто очков вперед дать можете, как это говорится. Ну так дайте. А я послушаю.
Ламбер. Не понимаю, чего я могу вам дать. Не понимаю, и….
Радоев (перебивая и уже далеко не так вежливо). Нет, ну ты прав, уважаемый, на все сто процентов прав. Дать — это не по твоей части, дать — это по ее части, это она у нас сладким местом торгует и под пухлых иностранцев укладывается. Ну ты, девка, говорю тебе, иди сюда! Она тебя расколола, почтенный, даром что ты харю свою перекроил, и девка ведь права оказалась. Я тут, пока мы пиршествовали, велел вынуть из-под твоей руки стаканчик с отпечатками твоих пальцев да дактилоскопировать. И что бы ты думал? Пальчики твои полностью совпали с отпечатками некоего Леона Ламбера, французского археолога, о котором я тебе тут толкую! О тебе то есть! Как это у вас говорят в Брюсселе: шерше ля фам? Ищите женщину? А тут баба тебя сама нашла, да так сработала, что мои урюки год копали бы и не накопали о тебе столько данных, сколько она за один перетрах сняла.
Ломбер (потерянно). Столица Франции — Париж, а не Брюссель.
Радоев. Вот я тебе о том и толкую, милый. Ты у нас ученый, а не я. Так что ты, а не я будешь на вопросы отвечать, понял? И не надо мне тут травить, что ты в автокатастрофе память потерял, или еще что такое!
Ломбер. Однако это именно так. Когда я очнулся в больнице, я даже не помнил своего имени. Только потом мне сообщили, что я подданный Латвии Эвальд Бергманис.
Радоев. А, продолжаешь в ту же дудочку дудеть? А ты понимаешь, рожа, что я могу с тобой сделать? Я больше скажу: я уже из тебя все твое французское дерьмо вытряс бы на раз-два, когда бы не было указаний расспросить тебя нежненько, без увечий. Уважаемые люди просили меня поговорить с тобой по-хорошему, по-дружески, а ты продолжаешь упрямиться, гнуть из себя неизвестно что. Ну хорошо. Лия, скажи, этот был в прошлом году в ноябре? Он жил в «Афрасиабе»? Скажи первый и последний раз, и свободна!