Молчание золота
Шрифт:
— Уходи. Мне нужно ложиться спать. Ты совсем не такой, каким хочешь казаться здесь.
Наличие в комнате бесчувственного Юнуса, казалось бы, нисколько не смущало Эркина. Я бросил последний взгляд на рисунок, прикрепленный к деревянной настенной панели, и вышел из комнаты мальчика, плотно прикрыв за собой дверь. Да уж! К целой россыпи мистических особенностей этого дела прибавилась еще одна: маленький мальчик, рисующий смерть. И Юнус, казавшийся хладнокровным, выдержанным, совершенно непробиваемым человеком… Но ведь что-то подвигло его напичкать свой организм какой-то гадостью! Зачем? Снять стресс? Унять страх? Да, несравненно проще и однозначней иметь дело с нашими бандитами,
Я неожиданно для самого себя прянул к двери Эркина, приоткрыл ее и глянул внутрь. Механизмы самозащиты уже так настроили мой организм, что я не удивился бы, увидь я здесь и сейчас мерзкое чудовище, вышедшее из рамки рисунка и ожившее. Но нет… Мальчик рисовал на листе, пришпиленном к стене. Я видел, как он даже закусил губу от усердия, делая какую-то пририсовку. Он втянул голову в плечи и сделал несколько быстрых, отрывистых движений кисточкой, примерно таких, как если бы он ловил сачком бабочку. Потом отступил и посмотрел на свой рисунок. Я тоже мог посмотреть.
Эркин нарисовал еще одну голову. Широко раскрывшийся, словно разорванный, рот, смятенные штрихи, слагающие рисунок глаз… Мальчик в самом деле талантлив, хоть я ничего и не понимаю в живописи. Голубая полупрозрачная полоса сильно разведенной краски наполовину закрывает это новое лицо, как будто его до половины погрузили в воду.
Лицо подполковника Радоева.
Пастухов
«Юнус, да иди сюда, где ты там провалился? Телку дрючите, что ли, уроды? Ну всех поувольняю… бойцы! Юнус!!! Звонить, что ли, на мобилу скотине… Але! Юнус, отвечай, что ли! Что за ерунда?..»
— Не придет он, — сказал я, возникая за спиной Артиста, внимательно прослушивающего голос Радоева.
— Даже так? — не оборачиваясь, отозвался Артист. — Ты его, что ли?
— Да нет, я тут не совсем при делах. Он сам какой-то дряни принял…
— Юнус? А Радоев так хвалит его за профессионализм.
— Юнус перепуган до чертиков. Я бы даже сказал… до дэвов. Если применяться к местному колориту.
Артист обернулся:
— Ты опять за свое, Пастух? Я тебя просто не узнаю. Сильно ты, верно, злоупотреблял восточной экзотикой у своего Тахира-ака. И Юнуса этого, поди, ты же и напугал…
— Напугал Юнуса не я, а Эркин. Такой маленький мальчик, сын хозяина. Ты его видел, когда Радоев велел принести в гостиную еще вина, что ли. Вот этот Эркин и приносил.
— Ладно, — сказал Артист, — ты так говоришь, как будто этот мальчик Эркин занимает тебя больше, чем наш клиент, любезный Бергманис.
— Так оно и есть.
В темных глазах Семена Злотникова колыхнулось нечто похожее на недоумение, однако все эмоции он оставил при себе, а только сказал сдержанно:
— Я прослушал разговор Радоева и Ламбера. Конец этого разговора ты и сам слышал. В общем, наш подполковник предпочитает брать быка за рога. Предлагаю перенять его тактику и взять за рога его самого. Тем более что в целом мне все ясно. Они хотят от Ламбера сведений о местонахождении ценностей. Это мы и сами знали, что археолог нарыл какие-то золотые древности. Цены огромной, если судить даже по одному браслету, тому милому браслетику который был сначала у любовницы Ламбера, а потом оказался на обгорелой руке Энн Ковердейл. И еще они говорят о каком-то товаре. Что в здешней местности может служить самым ценным товаром?
Я передернул плечами:
— Понятно, что. Наркота. Оптовая партия. Среднеазиатский трафик, транзитом через Таджикистан и здешние места.
— Вот-вот. Особенно если учесть, что Радоев упоминал некоего Эмира, а также нашего старого знакомого, Арбена Густери по прозвищу Гусеница…
— Даже так, — без особого энтузиазма сказал я. — Ну если пошла такая пьянка, то пойдем и хорошенько потрясем этого Радоева.
Артист кивнул:
— Ну да. Учтем также, что он хотел потрясти нас самих. Вот, смотри… сейчас перемотаю запись. Вот. — Голос Радоева: «…Бахрама и его бляди завтра же в отеле не будет. Твоих дружков мы еще пощупаем, проверим на всякий случай, как проспятся…» — Будем считать, что мы уже проспались, а, Сережа?
— Да уж, — сказал я. — Выспались — дальше некуда. Идем.
Вернуться к Радоеву было делом одной минуты, даже меньше; к тому времени подполковник, правда, перешел в другое помещение, а именно туда, где находился бассейн. Радоев — чистоплотный товарищ, что, как мне кажется, вообще большая редкость для узбеков родом из предгорных кишлаков. В тот момент, когда вошли мы с Артистом, он плескался в бассейне, а двое парней стояли по обе стороны от Ламбера. Впрочем, мы пришли не одни, между нами был Юнус Я не посчитал возможным оставить его там, у Эркина. Нельзя оставлять у себя в тылу такого непредсказуемого индивида, каким я не без оснований посчитал Юнуса. Он шел, механически переставляя ноги и глядя прямо перед собой остекленевшими глазами. Не знаю, какую дрянь он употребил, но сейчас он напоминал зомби. Неисповедимы пути твои, Господи. Неужели этот хладнокровный сотрудник органов, Юнус, сознательно превратил себя в какой-то сколок с человека, в развалину — только из страха перед словами и рисунками Эркина, маленького мальчика, сына Радоева?
— Юнус! — воскликнул товарищ подполковник, переворачиваясь в воде и показывая упитанные свои бока и массивный живот. — Ты где же это ходишь? А… русских чего сюда приволок? Ты что, с ними напился, что ли? — Ну что он еще мог подумать… — Ты что молчишь, Юнус? Эй, ты!.. Я, кажется, тебя спросил, зачем ты этих сюда притащил?
— Ну, кто кого притащил, это еще спорный вопрос, — ясным, отлично поставленным своим голосом сказал Артист. — Нужно поговорить, Рашид Мансурович. А если шутить изволите, то имейте в виду: нешуточный у нас такой с вами разговор предстоит.
Радоев издал короткий горловой выкрик, двое парней, которые расположились рядом с Ламбером, восприняли это как приказ к действию и бросились к нам, что-то быстро говоря по-узбекски. Артист так ловко посторонился, что один из узбеков, наткнувшись на его ногу, полетел вверх тормашками. Второй повел себя более агрессивно и падать не стал, а протянул ко мне руки с явным намерением вытолкать взашей. Я чуть присел, уходя от его рук, и коротко, без замаха, ткнул кулаком в солнечное сплетение. Мой оппонент согнулся вдвое, и я приложил его коленом по лбу. Хорошо так приложил, синяк точно останется. Минут десять без чувств-с полежит к тому же…
Второй же узбек, несколько секунд побарахтавшись на влажном кафеле, вскочил снова. Ну тут уж Артист не стал мудрствовать и напутствовал его прямым ударом левой, которым владел в совершенстве не хуже, чем знаменитым монологом Гаева из «Вишневого сада», произносимым перед шкафом. К слову, перед командировкой в Самарканд Артист плотно репетировал этот монолог, будучи приглашен на соответствующую роль в модернистской постановке пьесы Чехова. В одном из малых московских театров.
Узбек Чехова явно не читал и от удара уйти тоже не смог, так что был опрокинут, как дырявое корыто, и без сознания растянулся на полу.