Молчание
Шрифт:
Я совершаю свой собственный побег, дематериализуюсь в свои покои и просматриваю записи камер наблюдения.
Вот она. Второй этаж, коридор западного крыла. Она подходит к двойным красным дверям, бросает взгляд через плечо, затем, распахивая, заходит в комнату.
Двери плавно закрываются за ней.
Быстрая перемотка вперед доказывает, что она еще не вышла из комнаты. Она все еще там.
Я дематериализуюсь прямо к двери, через которую она вошла. Что находится по ту сторону дверей — для меня не секрет. Я помнил наизусть
Звуконепроницаемая, как и все комнаты в замке, поэтому невозможно уловить, что же происходит по ту сторону двери.
И все же мое сердце бешено колотится в груди. Примитивная реакция, от которой мое зрение затуманивается, а кожа орошается капельками пота.
Словно простое осознание того, что она по другую сторону, разжигает эту ярость в моей крови.
Но, возможно, ее там нет. Она могла дематериализоваться с комнаты, и я бы этого не увидел.
Мои руки кажутся еще более бледными на фоне темных татуировок, когда я тянусь к резным ручкам. Быстрый рывок — двери бесшумно отворяются, открывая вид на внутреннее убранство комнаты.
Влажные, прерывистые и задыхающиеся звуки доносятся изнутри.
Взрыв жара распространяется по мне в мгновения ока, почти сбивая с ног, пока мой разум пытается осмыслить то, что я слышу.
То, что я вижу в темной комнате, освещаемой лишь полной луной в небе. На красном, бархатном диване передо мной два женских тела извиваются друг против друга. Метры ткани их платьев — фиолетовой и черной — сливаются вместе так, что невозможно понять, что происходит ниже их талий.
Однако выше, их груди и шеи, покрыты кровью. Следы укусов хорошо видны в местах, где они питались друг другом.
Низкий женский стон проносится по комнате, за ним следует еще один влажный звук, и еще один, более хриплый стон.
Мои глаза обращаются к их лицам.
Пухлые губы, измазанные темной кровью, сражаются друг с другом за господством. Клыки впиваются друг в друга, языки переплетаются в диком танце, слизывая кровь друг с друга, не торопясь, наслаждаясь.
Член пульсирует, пытаясь прорваться сквозь штаны, я чувствую, как моя челюсть гневно сжимается, мой разум наконец принимает то, что я вижу.
Каламити хватает брюнетку за подбородок, еще отчаяннее облизывая ее языком, смешивая еще больше крови во рту друг друга.
Брюнетка потеряна для меня, я вижу только Каламити, восхитительный рот, наполненный кровью другой женщины, их кровавый поцелуй.
Ярость накрывает меня сокрушительной волной, сталкиваясь с каждой унцией похоти, которая заражает мою систему. Я теряюсь в ней, в этой первобытной реакции, в потребности дать ей этот член и заставить ее облегчить эту чудовищную боль.
Но самое дикое — смотреть, как она целует кого-то другого, делит с ним кровь…
В моем сознании, что-то щелкает, что-то, с чем я не смогу смирится позже, и я
Никто не смеет прикасаться к тому, что принадлежит мне. Никто. Никогда.
Глава 7
Ни одна из женщин не заметила моего приближения.
Это не в их власти. За моими плечами тысячелетия, каждое мгновение которых было потрачено на оттачивание своих способностей. Моей силы.
Ослепленный, внезапно охваченный этим нечестивым чувством, я отрываю Каламити от другой самки и по спирали дематериализую нас из комнаты. Мы вновь обрели форму в одном из коридоров. Я впечатываю ее в стену перед собой, едва замечая, как кровь стынет на моей ладони, когда я сжимаю ее шею.
Остановись. Подумай. Я трясу головой.
Горло под моей ладонью вибрирует. Стук сердца ревет в моих ушах, заглушая остальные звуки, но проходит всего несколько секунд, прежде чем я улавливаю совершенно другой звук.
Тот, который издает прижатая, окровавленная, шикарно одетая женщина в моей хватке.
Она смеется, острые клыки все еще розовые от крови ее любовницы.
— Ты наследница престола, и вот как ты, блядь, себя ведешь? — оскалив зубы, я рычу на нее, сжимая достаточно сильно, чтобы перекрыть ей доступ кислорода. — Что с тобой не так, маленькая девочка?
Она выгибается дугой вдоль черной стены, ее корона ударяется о каменный пол у наших ног. Корсет ее платья так же неприличен, как и все, что она предпочитает носить. Шикарная, большая грудь, также покрытая жизненной силой ее любовницы, прижимается к моей груди.
— А что с тобой не так, дядя?
Придушенный, вынужденный вопрос ударяет меня, как булава по лицу; моя рука сильнее сжимает ее горло. Мой член, нуждающийся и отчаянно желающий ее, каким-то образом оказывается ближе к ней, упираясь в складки ее юбки.
— Так ты не только мужчин берешь себе в любовники, но и женщин?
Второй, натянутый смешок. Еще одно движение, приближающее эти бедра к моему пульсирующему паху.
— Должна ли я задать тебе тот же вопрос, дядя? Или ты все еще веришь, что слухи о тебе не покидают стены гарема?
Моя рука отрывает ее от стены, но лишь настолько, чтобы снова впечатать Каламити в нее; куски черной краски и камня осыпаются вокруг нас, но она продолжает смотреть на меня, не обращая внимания ни на что другое. Бросает мне вызов.
— Ты — наследница этого гребаного трона. Молодая. Незамужняя женщина. Ты должна начать вести себя так, как подобает твоей проклятой богами должности…
Меня обрывает на полуслове очередной ее смех.
И ощущение, как ее нога обнимает мои бедра, притягивая ближе…Я полностью прижат к ней пахом, и прежде чем осознаю, что происходит, наши тела начинают свой танец голодного скольжения.