Молчание
Шрифт:
— Что насчет Джиали?
— Мобилизация, но ничего, с чем мы не сможем справиться.
— А Цекле?
— То же самое.
И так далее, вместе с моим заместителем прокладываем себе путь вниз по списку наших известных врагов. Отвлеченный внутренними тягостными ощущениями в груди, я хрипло даю один ответ за другим.
До тех пор, пока вдруг позади меня не наступает тишина.
— В чем, мать твою, сейчас твоя проблема? — я бросаю через плечо.
— Забавно, мне интересно то же самое, мой старый
Определенно все еще продолжает копать.
— Может быть, тебе следует сосредоточиться на более важных вопросах.
— Я и так это делаю. Похоже, что ты не посещал гаремы с нами после битвы.
Гаремы. Единственное необходимое зло, от которого мы не можем защитить своих неженатых граждан. Их наличие противоречит нашему кодексу, но наша биологическая потребность в крови и сексе делает их незаменимыми.
Я не посещал их годами. На поле битвы всегда были доступные женщины.
И теперь, увидев Каламити, я заперся здесь на всю неделю. Только моя рука, я и проигрышная битва с моими фантазиями.
Каждый раз, когда я закрываю глаза, и перед тем, как прийти в себя, вижу ее.
Я хочу ее.
Я, блядь, нуждаюсь в ней.
Шипя, я прижимаю кольцо большого пальца к кольцу на указательном пальце.
— Очень важные вопросы требуют моего внимания. Возвращайся в гарем и дай мне минуту покоя.
Его смех заставляет мои клыки удлиниться от бешенства.
Когда я оглядываюсь через плечо, он перепрыгивает через один из витиеватых черных столов из красного дерева, которые засоряют эту область моих апартаментов.
Словно гиперактивный, любознательный зайчик.
Дреган ухмыляется мне, шевеля своими темно-красными бровями.
— Может ли это быть связано с женщиной? Только эти адские отродья могут вывернуть самца наизнанку вот так. Я видел это слишком много раз.
Мой ответ?
— Вон, — спокойно приказываю я, указывая на дверь.
Только когда его глаза двигаются в этом направлении и расширяются, мое внимание перемещается туда, куда я указываю.
Или, точнее, на кого.
— Привет, дядя, — черные непостижимые ирисы движутся в направлении Дрегана, и эта снисходительная улыбка расширяется.
— Дреган, как у тебя дела?
Он так же ошеломлен, увидев ее в этом темно-фиолетовом обтягивающем платье. Моргая и заикаясь, он кланяется в талии.
— Ваше высочество. У меня все прекрасно. С-спасибо. А как вы?
Я убью его, если он еще раз запнется из-за нее.
Прежде чем Каламити смогла ответить, я поднимаюсь на ноги.
Ее взгляд устремляется в мою сторону, оглаживает мои черные брюки. Мой одинаково черный кашемировый свитер с длинными рукавами. Они закатаны до локтей, обнажая татуировки, которые покрывают мои руки, тыльную сторону ладоней и пальцы.
Каждая татуировка была дана мне как
И они ей нравятся. Я вижу это в голодной, сверкающей бездне ее глаз.
Черт тебя дери. Будто пылающий адский огонь попал прямо в мою кровь. Две недели отрицания жажды, бушующей во мне, словно приливная волна.
— Чем я могу помочь тебе, Каламити?
Нужно выпроводить ее отсюда, прежде чем Дреган заметит, что она делает со мной.
Прежде чем она продолжит делать это с ним, и я впечатаю его гребанное рыло в антикварный черный стол позади него.
Я едва видел ее с тех пор, как вернулся — по собственному желанию — но я понял, как мало она говорит в моем присутствии. С другими это не проблема, но ее слова при мне являются редкостью.
Может быть, она знает, что ее голос делает со мной, и она сожалеет.
Эта загадочная улыбка пробуждает мое любопытство. То, как она смотрит на меня, как будто я уже внутри нее, и она может видеть каждое противоречивое желание во мне.
— Моя мама просит вашего присутствия в главном зале.
Я сглатываю сухой песок в моем горле. Клыки пронзают нижнюю губу, когда они удлиняются.
— Я скоро приду, — прошептал я, стараясь изо всех сил скрыть их.
Никакого ответа. Просто еще больше мерцания в этих темных ирисах.
Она бросает взгляд на Дрегана.
Он выпрямился, но его взгляд остается неподвижным на полу в почтении к ее положению.
И ее незамужнему статусу.
И, скорее всего, потому что, если он пристально посмотрит на нее, то, вероятно, не сможет скрыть стучащего по нему вожделения, которое я ощущаю.
Чертов ад.
Уголок ее рта дергается, почти обнажая эту одинокую восхитительную ямочку на левой стороне губ. Затем, сверкая глазами, она смотрит прямо на меня.
И она кусает уголок ее губы одним совершенным, удлиненным клыком.
Я охвачен такой жестокой потребностью, что все чувства почти покидают меня.
— Увидимся внизу, дядя, — поет она так ласково, доказывая мне, что озорная молодая девушка, которая любила шутить надо мной, все еще внутри нее.
Все еще умирает от желания трахнуться со мной.
Умирает, чтобы трахнуть меня и точка.
Я не дурак. В моем существовании было достаточно женщин, чтобы понять, когда кто-то жаждет меня.
Почему она это чувствует? Почему она не против этого? Почему она хочет пересечь самую запрещенную линию, искушая меня таким образом?
Ответ на все эти вопросы внутри меня, дразнящий меня так же, как и эту женщину. Что бы ни означало это коварное влечение между нами, оно явно захватило нас обоих.
— Ну …Я полагаю, ты наконец-то покидаешь свою пещеру?