Молчанием предаётся Бог
Шрифт:
Летом слона ежедневно водили купаться в пруду. Он так и назывался – Слоновый. Гигант радостно бросался в водоем, набирал воду хоботом, с удовольствием себя поливал, иногда шутливо направлял струю в сторону собаки. Джой удирал, его лай переходил в жалобный визг, а слон громко трубил, «улыбался» и щурил от удовольствия глазки.
Слон трепетно любил своего дрессировщика, слушался его и быстро освоил несколько цирковых трюков. В праздничные и воскресные дни на слоновьи представления в парк приглашали окрестных царскосельских ребятишек. Гигант ходил по пенькам деревьев, расставленным по спирали тумбам, бил в колокол, приветственно
– Станция Березайка, вылезай-ка! – «переводил» его послание наставник.
Затем по команде ложился на бок, Алексей забирался в слоновье ухо, укрывался им, широким и развесистым, словно одеялом. Зрители восхищались и аплодировали. После каждого представления слону давали сахар, кормили французскими булками. Далее начиналось самое интересное! На гиганта надевали специальное приспособление с несколькими сиденьями по бокам, усаживали детей. Алексей забирался на его толстую шею, и в сопровождении целой свиты зевак отправлялись в длительную прогулку по парку. Детской радости не было предела! Радовались и маленький Алеша, и его сестры, и, конечно же, Джой, обожавший праздничную суету.
Все животные чувствовали себя здесь в полной безопасности, были ручными, брали еду из рук. Карманы Алеши, его сестер всегда были полны приготовленными для них угощениями. Каждое утро дети спешили навестить своих четвероногих друзей. Девочки бежали к пруду кормить водоплавающих:
– Доброе утро, лебеди-лебедушки! Доброе утро, уточки с утятками!
У Алеши была другая забота: грациозной козочке, беленькой и кудрявой, словно облачко, он носил собственноручно приготовленные соленые ржаные сухарики.
Коза поджидала мальчика с собакой в одно и то же время у «пенсионных конюшен». Радостно подпрыгивая, бежала навстречу, опустив маленькие рожки, кокетливо вытянув шейку, просила ласки. Мягкими губами осторожно принимала угощение, аппетитно хрустела сухариком, а потом шершавым язычком слизывала с ладоней Алеши остатки соли. Ласковым вниманием одаривала она и спаниеля, шаловливо-нежно подергивая его за длинные лохматые уши.
У конюшен встречали старого, с провалившейся спиной коня вороной масти – Эмира. Для него всегда были приготовлены мелко нарезанные морковка и яблоки. Почти слепой конь даже траву не видел – ориентировался по запаху и постоянно тяжко вздыхал.
Как и все старые лошади, спал стоя, опасаясь, что однажды просто не сможет подняться с земли. Прикрыв глаза, тихонько ржал, церемонно переступал, словно видел себя во сне на военном параде.
Эмир подпускал к себе Джоя близко, принюхивался, осторожно губами, как слепцы пальцами, ощупывал спаниеля и фыркал: «Кто ты? Ворон? Иман? Не помню тебя…».
Эмир когда-то был любимым конем Алешиного пап'a – императора Николая Второго. Отслужив ему много лет, конь жил на пенсии в специальных теплых конюшнях, построенных на территории парка еще Николаем Первым. Постаревших лошадей отправляли «на пенсию» в двадцать лет.
Здесь в довольстве и любви они доживали до тридцати – тридцати пяти лет!
Одному же из коней Александра Второго благодаря постоянной заботе довелось прожить шестьдесят два года!
Рядом с «пенсионными конюшнями» расположилось единственное в мире лошадиное кладбище, где под мраморными плитами к началу 1917 года находилось 120 захоронений. Последней была могила Эмира, умершего в начале Первой мировой войны, – лег однажды старик на травку и уснул навечно.
Алеша часто посещал конюшни, ухаживал за лошадьми, расчесывал гривы и ужасно завидовал собственным сестрам, ловко гарцевавшим верхом.
– Когда же я буду обучаться верховой езде? – спрашивал он у родителей.
– Бэби, ты же знаешь, доктора не разрешают, подожди, может быть, потом…
– Какой же из меня будет солдат или царь, если мне нельзя ездить верхом? – удивлялся мальчик и даже плакал: – Быть может, мне можно хотя бы на пони? Ну почему я не как все мальчики?!
Алеше позволили ездить только на ослике. Его звали Ванькой. В дни своей молодости он выступал в цирке, а когда, состарившись, из-за дряхлости не смог принимать участие в представлениях, державный отец выкупил Ваньку для своего сына…
Ослика одевали в роскошную сбрую, впрягали в тележку, и Алеша с Джоем и маленькими друзьями катались по аллеям парка. Ванька периодически демонстрировал цирковые трюки: с ловкостью вора незаметно «чистил» карманы всех, кто проявлял к нему интерес, отбирал у собак их любимые игрушки – резиновые мячики и с хитрой мордой, издевательски прикрыв один глаз, долго жевал, остатки же выплевывал.
Во дворце, в детских комнатах, обитали кошки. Сколько было их – не сосчитать. Казалось, родители неизлечимо больного мальчика, у которого любой ушиб, царапина приводили к безостановочному кровотечению, должны были бы запретить ему общаться с котятами, щенками. Но, жестко ограничивая сына в спортивных играх, они всячески поддерживали увлечение животными, которых, по свидетельству воспитателя Жильяра, Алеша безумно любил. В этой глубоко религиозной семье о душе ребенка заботились больше, нежели об оболочке физической, и особо чтили своего небесного заступника – святого Серафима Саровского, являвшего пример милосердного христианского отношения ко всем божьим тварям. Преподобный Серафим возле своей лесной кельи кормил птиц, белок, зайцев, лис. Другом отшельника был и медведь – приходил в гости, смиренно ложился в ноги, охранял от в'oрогов.
Детей в царской семье воспитывали в любви к Богу, ближнему, всему живому – «признак чистоты сердца есть воздыхание о всей твари!». Заботясь о животных, через любовь к ним дети должны познавать Бога, ибо все дышащее принадлежит ему!
«Праведный печется о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко» – эти слова Иоанна Кронштадтского часто повторяли в семье.
Рано познавший физические страдания мальчик с самого детства остро чувствовал чужие боль, мучения и свою огромную ответственность перед теми, кто нуждался в его любви и заботе. «Пережив горе, знаешь, как сочувствовать другим…»
– Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все люди были счастливы. Я построю дом, куда соберу всех бесприютных детей…
Алеша подбирал бездомных животных. Из Ливадии, Ялты, Могилева, с яхты «Штандарт» в Царское Село вез он кошек и котят. Все получали «морские» клички: Шверт, Рея, Рубка, Форпик… Подросших котов дарили родственникам и знакомым.
С маленькими пушистыми, мяукающими комочками Джой делил свое теплое ложе в Алешиной постели, у ног.
Но когда цесаревич болел, Джоя с котятами «выселяли» на коврик, рядом. Ибо каждое, даже самое легкое прикосновение к опухшим от воспаления суставам вызывало безмерное страдание.