Молчать, чтобы выжить
Шрифт:
— Повод?
— Я имею в виду смерть Валеры.
— А-а, — протянул Турецкий. — Да, повод действительно жуткий. Может быть, вы и подробности его личной жизни знаете?
По лицу Камакина пробежала тень.
— Не поймите мне неправильно, — сказал Александр Борисович, — я всего лишь имел в виду, что… — Турецкий замялся, подыскивая нужную формулировку. — Вы ведь с Костюриным были друзья?
— Я бы не сказал. Мы были добрые приятели, но никак не друзья. Поэтому подробностей я не знаю. За подробностями вам лучше пойти к его жене.
Теперь Камакин говорил холодно и неприязненно, словно решил, что притворяться приветливым больше незачем.
— Позвольте поинтересоваться, Александр Борисович, у вас уже есть какие-нибудь версии?
— Кое-какие есть, — уклончиво ответил Турецкий. — Но пока это всего лишь предположения, не подтвержденные фактами.
— Ну это лучше, чем совсем ничего.
— Безусловно.
— Надеюсь, вы быстро поймаете этого подонка, — сказал Лев Анатольевич, поглядывая на часы. — Кем бы он ни был.
— Мы постараемся, — пообещал Александр Борисович.
— Прошу прощения, но мне пора заниматься делами, — сказал Камакин. — Хотелось бы надеяться, что я вам хоть немного помог. Впрочем, похоже, что это не так.
— Как знать, — сказал Турецкий.
— Александр Борисович, у меня к вам просьба.
— Я вас слушаю.
Камакин вновь улыбнулся, еще приветливее и вежливее, чем прежде.
— Пожалуйста, если можно, держите меня в курсе дел. Мы тут все воспринимаем убийство Валеры слишком лично. Ведь на месте его мог оказаться любой из нас, госчиновников.
— Да, конечно. Если что-то найдем, сразу же вам позвоню.
— Спасибо.
— Ну что, Александр Борисович, поговорили с Камакиным? — Голос Володи Яковлева звучал весело, однако в нем сквозило такое любопытство, что Турецкий усмехнулся.
— А как же, — в тон Володе ответил он.
— И как прошла беседа?
— Наспех, поверхностно и небрежно.
— Понимаю. Боялись спугнуть птичку?
— Угу. Мужик он далеко не глупый. Я видел, как он насторожен. Кстати, насчет птички — это ты очень метко. Он и правда похож на птицу. На попугайчика. Нос крючком, и все время башкой вертит — то справа на тебя посмотрит, но слева. Как будто пытается разгадать, что у тебя на уме. Так что более детальный допрос придется провести уже в СИЗО. В Бутырках или в Матросской Тишине — это уж как получится.
— Если, конечно, он туда попадет, — с сомнением произнес Яковлев.
— Попадет, никуда не денется. Но для того чтобы прищучить этого типа, нужно собрать железные доказательства.
— Именно этим я сейчас занимаюсь.
5
Татьяна Перова поднялась из ванны, стянула с вешалки махровый халат и пошла открывать дверь, на ходу надевая халат на мокрое тело.
Прежде чем открыть, она посмотрела в глазок. Закусила губу и тихо проговорила:
— Черт.
Постояв несколько секунд в замешательстве, она все же решилась и повернула ручку замка. Дверь бесшумно распахнулась.
— Ну здравствуй, Танечка! — пробасил гость.
— Борис, — сказала Перова.
— Рад, что узнала. Я уж думал, ты совсем забыла о моем существовании. Зайти-то можно, или как?
Татьяна все еще стояла в нерешительности.
— Да ладно тебе, не съем, — усмехнулся Шлегель.
— Ладно, проходи. — Перова посторонилась, впуская нежданного гостя в квартиру.
Шлегель, не разуваясь, прошел в гостиную.
«Прямо как к себе домой», — с раздражением подумала Перова. Она двинулась вслед за ним.
— Я думала, ты вернулся в Германию.
— В Германии скучно. — Шлегель уселся в кресло. — А я люблю повеселиться.
— Что, неужели здесь больше шлюх? — с издевкой в голосе спросила Перова. — Или они доступнее?
Шлегель ухмыльнулся и погрозил ей пальцем:
— Детка, не хами. — Он откинулся на спинку стула и окинул плотоядным взглядом ее фигуру. — Ах, черт, какая же ты красивая баба! Извини, что вытянул тебя из ванной.
— Ничего. Выпьешь чего-нибудь?
— А что есть?
— Водка, немного коньяка.
— А вискарь?
— Виски нет.
Шлегель вздохнул:
— Ну тогда давай водку.
Перова достала из бара бутылку водки, наполнила стопку и протянула немцу. Он взял, осторожно понюхал, затем выдохнул через плечо и закинул водку в глотку.
— Хорошо, — поморщился он. По-мужицки занюхал рукавом и перевел взгляд на голые ноги Татьяны.
Перова поплотнее закуталась в халат.
— Ты по делу или в гости? — спросила она.
— М-м… Сложный вопрос. Но считай, что в гости.
Перова нахмурила точеные брови.
— Зря ты ко мне пришел, — неприязненно произнесла она. — Вдруг кто-нибудь увидит?
— Расслабься, детка. Никто меня не увидит. Или ты кого-то ждешь?
Перова пропустила его вопрос мимо ушей.
— Слушай, — вновь заговорил немец, поглядывая на нее маслянистыми глазами, — если мне не изменяет память, я тебе остался должен?
— Забудь, — дернула уголком губ Перова. — Считай это платой за беспокойство.
— За «беспокойство» ты уже расплатилась. Когда легла со мной в постель.
— Ты пришел сюда хамить?
Шлегель медленно покачал головой:
— Нет. Я пришел вернуть долг.
— Ладно. Тогда возвращай и уходи.
Немец ощерился.
— А что так грубо? — с деланой обидой протянул он. — Ладно, спишем это на твое плохое настроение. Или на месячные. Слушай, детка, денег у меня сейчас нет, но я решил отдать тебе долг другим способом.
— Это каким же? — прищурилась Татьяна.
— Я хочу тебе кое-что… подарить.
Шлегель произнес это торжественным голосом, однако Перова равнодушно дернула плечом и равнодушно же спросила: