Молчать нельзя
Шрифт:
Один из капо вошел в блок через боковую дверь. Казимир молча смотрел через решетку двойных железных ворот, разделяющих десятый и одиннадцатый блоки. В одиннадцатом оказалось двадцать покойников, большинство — у стены, где совершались экзекуции. Остальных пришлось подбирать в разных местах. Один качался на виселице с упавшей на грудь головой и безжизненно повисшими руками. Мрачная картина на фоне ясного летнего неба.
В дверях появился капо.
— В карцере четверо, пошлите за ними несколько человек.
Казимир, преодолевая отвращение, шагнул вперед, помня указание Януша. Об одиннадцатом блоке ходили неясные слухи. Те, кому удалось чудом вырваться из карцеров, молчали как немые. Только застывший ужас в их глазах указывал на то, что в этом блоке происходит
Казимир с напарником вошел в блок. В грязной конторке справа сидел эсэсовец в распахнутой рубахе. Рядом, в большом «зале» с длинным столом и стульями, заседал обычно пресловутый «военный трибунал», в работе которого принимал участие и любовник жены Стефана. Здесь выносилось до двадцати смертных приговоров в час. Немцы ухитрялись за этот же срок дать слово и обвиняемым, требуя ответа на вопрос, признают ли они себя виновными. Слово «да» или «нет» не имело никакого значения. В любом случае выносился один и тот же приговор — смертная казнь. Обвиняемыми были действительные или подозреваемые участники движения Сопротивления или партизаны из района Краков — Катовице. Их привозили в Освенцим и без регистрации в лагерных документах направляли прямо в одиннадцатый блок, где они и ждали суда. Больше недели ждать не приходилось… Смертные приговоры приводились в исполнение здесь же рядом. Приговоренных сажали в изолятор между десятым и одиннадцатым блоками. Окна, выходившие во двор, были затемнены. В десятом блоке находилась так называемая «научная лаборатория». На площади перед одиннадцатым блоком стояла виселица, за ней стена, у которой проводились экзекуции. Вначале приговоренных расстреливала специальная команда. Патронов не жалели. Потом немцы решили, что на каждого смертника хватит и одной пули. Выстрел в висок и все. Во время дождя расстреливали прямо из дверей казармы, не желая мокнуть «из-за всякой дряни».
По коридорчику налево Казимир с товарищами подошел к двери, ведущей в подвал. У Казимира мурашки побежали по спине, когда они спустились в страшное подземелье. В сером мраке он различил несколько дверей. Гнетущая тишина висела в сыром затхлом воздухе. Казимир с облегчением вздохнул, узнав, что все трупы лежали в коридоре и не надо заходить за двери с решетками. Покойники были чудовищно истощены. Видно, они умерли нелегкой смертью. Изодранная в клочья одежда, на шее — следы ногтей, под ногтями — запекшаяся кровь. Синие лица с выпученными глазами.
— Удушье, — произнес один из заключенных безразличным тоном, и слово повисло в воздухе.
— Газ? — спросил шепотом Казимир.
— Нет. В прошлом году здесь провели несколько опытов для проверки системы. Первые прошли неудачно. Заключенных выводили на улицу, исправляли недочеты и проделывали все сначала. Теперь они придумали новый способ отправлять людей на тот свет целыми группами и построили для этого специальное помещение. Побудешь подольше в этой «веселой» команде — увидишь и услышишь немало. Эти, что лежат здесь, задохнулись от недостатка воздуха. Ведь тут нет никакой вентиляции. Часто сюда загоняют по тридцать-сорок человек. Слабые не выдерживают и погибают. Бывали случаи, когда за одну ночь от удушья умирали все заключенные. Это не очень приятно, но в одиночных бункерах еще хуже.
— Что за одиночные бункеры?
— Задень кого-нибудь из эсэсовцев и узнаешь.
— Эй вы там! Хватит трепаться! Тащите отсюда эту падаль! — закричал капо.
Вдвоем таскали они невероятно легкие и страшно холодные трупы. Холод мертвецов леденил, проникая до сердца. «Надо пережить и это, — думал Казимир. — Надо рассказать людям, какова война. Как глубоко я ошибался, когда думал переждать войну в дремучих лесах, закрыв на нее глаза. Честные люди не могут стоять в стороне в час сурового испытания».
Над Казимиром язвительно посмеялись, когда он стал осторожно класть мертвеца на повозку. Обычно их швыряли, как дрова.
— Может, ты думаешь, они еще что-то чувствуют?!
Казимир поспешно вышел за железные ворота, где грузили расстрелянных, а двое вынимали из петли повешенного.
— Смотри, какой прилежный, — с иронией сказал Казимиру капо. — Чем быстрее ты выбьешься из сил, тем скорее попадешь на эту повозку.
Но Казимир не слышал его слов. Он не сводил глаз с убитых. Многочисленные следы крови на земле, на телах расстрелянных, на стене. Он вспомнил убийство евреев в лесу, расстрел односельчан на церковном кладбище. Он вспомнил немцев, уничтоженных им самим. Руки дрожали от ненависти, от желания мстить. Раньше он жаждал покоя. Он вырос и жил среди природы и знал только мир. Но теперь он стал другим и никогда не будет прежним. Он мечтал о безоблачном счастье с Анной Ливерской. Не быть такому счастью. Тень прошлого всегда будет стоять перед ним. Здесь не найти и квадратного сантиметра, не политого кровью. Он вспомнил, как жалел деревья, сваленные его отцом. Он жалел и зайцев, которых приходилось убивать, чтобы не погибнуть с голоду. А здесь не жалеют людей, жизнь человека ни в грош не ставят.
Из одиннадцатого блока пошли в десятый за трупами женщин, умерших, как значилось в учетной книге, во время хирургической операции. Нагие тела с распоротыми животами и вывалившимися внутренностями напоминали туши животных. Казимиру представилась Анна из его тревожных снов. Если когда-нибудь ей суждено стать его женой, то сможет ли он нежно ласкать ее? Не всплывут ли в памяти ужасные картины Освенцима, не превратят ли они в лед его руки?
Повозку с трупами увезли. Казимира вместе с группой заключенных направили на «Лагерную улицу» подбирать и складывать в кучу умерших «мусульман», чтобы скорее нагрузить повозку. Женские трупы были сложены по приказу начальницы у самого входа в барак. Изможденные покойницы с провалившимися ртами и выступавшими ребрами, без одежды, но с бирками, привязанными к ногам.
Подобрав всех мертвецов, «небесная команда» повезла их в крематорий, который находился за лагерем, недалеко от большой виллы коменданта. Вид крематория, наполовину уходящего в землю, невольно наводил на мысль о Дантовом аде. Два эсэсовца, охранявшие вход, беспрерывно курили. Табачный дым они явно предпочитали смраду, которым пропиталось все вокруг.
Горы трупов. С них снимали одежду (если она была) и отбрасывали в сторону. Четверо «зубодеров» просматривали рты мертвецов, обнаружив золотые зубы, выдергивали их щипцами. Эсэсовцы не отходили ни на шаг, чтобы не упустить добычу. Пять человек переносили «проконтролированные» трупы в подвал.
Черный дым, вырывавшийся из двух массивных труб крематория, закрывал голубое небо, а невыносимый запах паленых волос, горелого мяса и сожженных костей проникал в самые легкие. Такой запах будет преследовать всю жизнь.
Рядом с крематорием — горы одежды: мужской, женской, детской. Тут же обувь. Вот ею нагрузили целую машину, а запасы не уменьшились. Отдельно стояли мешки с непонятным содержимым. Казимир вопросительно посмотрел на своего напарника.
— Женские волосы, — объяснил тот. — Это остригли женщин, погибших в газовой камере. Говорят, что волосы идут на производство ткани. Ими также набивают матрацы для эсэсовцев. Тюки волос отправляют в Германию. Судя по цвету волос и по одежде, вчера опять душили газом евреев. Боюсь, что крематорские сволочи заставят нас помогать им жечь трупы.
На лестнице, ведущей в подвал, появился мужчина.
— Эй вы, лодыри! Пошли! Поможете немного. Вся мертвецкая забита мясом для крематория.
— Эти мерзавцы оставили в газовых камерах задушенных евреев, — сказал со злостью напарник Казимира. — Меня всегда пробирает дрожь, когда я туда попадаю. Так и ждешь, что они закроют за тобой дверь и угостят порцией «циклона Б».
— Поворачивайтесь побыстрее, — заорал эсэсовец. — Не то сами вылетите через трубу.
У Казимира дрожали ноги, когда он вместе с другими спускался вниз. Там было шесть печей. Две пары соединялись вытяжными трубами, а третья работала на вентиляции. Трупы подвозили к печам по рельсам на небольшой вагонетке, на которую ставили носилки. Кочергой трупы сталкивали в печи, а носилки оттаскивали назад. Удобно и практично…