Молчать нельзя
Шрифт:
— Решено, — сказал Казимир. — Я дам адрес Анны Ливерской, и пусть Стефан ей скажет… пусть скажет…
— Не спеши, — оборвал его Януш. — Посмотрим, клюнут ли эсэсовцы на поддельный документ, а потом обсудим все дальше. А вы пока позаботьтесь о гвоздях и молотке.
Со спокойным лицом, но с бешено колотящимся сердцем протянул Стефан эсэсовцу на контрольном пункте удостоверение, сделанное Янушем. Тот, бросив беглый взгляд на документ, вернул его со словами:
— В порядке! Следующий…
Стефан с облегчением вздохнул и вдруг преобразился,
Глава 4. ДОКУМЕНТЫ СТЕФАНА ЯВОРСКОГО
Стефан с нетерпением ждал субботы. По субботам в Биркенау работала только половина гражданского персонала, поэтому через каждые две недели у него было два свободных дня подряд. В будни он редко встречал Брамберга. Эрих появлялся несколько раз на неделе, привозил подарки, пользовался ласками Ванды и уезжал до возвращения Стефана домой. Но в субботу и в воскресенье они встречались. Стефан с дурацким видом ждал в кухне, пока Эрих блаженствовал наверху. Потом все трое сидели за столом, на котором красовались дары шкопа: белый хлеб, мясные консервы, кофе, напитки. Наверху Эрих чувствовал себя как дома. Он вешал в шкаф свою форму и переодевался в домашний костюм, в котором казался еще толще. Он сидел в любимом кресле Стефана, сплевывая на пол или ковыряя в зубах спичкой.
Ванда, с растрепанными курчавыми волосами, восседала за столом в ярко-красном пеньюаре, обтягивающем ее соблазнительную фигуру. Ванда, не остывшая еще после кровати, греховная. Молчание так накаляло атмосферу, что немец вставал первым и коротко произносил: «Идем!» Ванда шла впереди него, не удостоив Стефана даже взглядом.
Ванда и Эрих страшно удивились, когда Стефан вдруг заговорил в субботу с немцем:
— Извините, господин Брамберг, но я хотел бы попросить вас об одном одолжении.
Спичка выпала из толстых пальцев. Стефан почувствовал, что две пары глаз в недоумении уставились на него. Он с трудом сдерживался, чтобы не выдать себя и оставаться таким, каким его привыкли видеть: трусливым, забитым, глупым обывателем. Теперь он понял, что значит быть человеком. Душа его восстала! Ему не терпелось показать жирному нахалу Эриху и своей неверной красавице жене, на что он теперь способен. Он не боится ненавистного убийцу и презирает Ванду. И как он только мог еще так недавно делить эту шлюху с толстым нацистским боровом… Но надо было сдерживаться до поры до времени, чтобы не вызвать подозрений. Он должен притвориться и униженно выпросить то, что ему надо для дела.
— Да, мой друг, я слушаю, — снисходительно усмехнулся Брамберг.
— Всякий раз, когда я остаюсь дома в субботу и воскресенье, я чувствую себя… — Стефан нарочно говорил сбивчиво, робко, отводя взор в сторону. — Я чувствую себя… не в своей тарелке. Ведь я здесь третий лишний, только мешаю вам. Ванда любит вас, господин Брамберг, и мне тяжело, что здесь, в моем доме…
Ванда встала и начала бесцельно переставлять вещи на комоде.
Стефан смотрел на улицу: на смену весне уже шло лето.
— Ну? — спросил Брамберг нетерпеливо.
— Для всех нас было бы лучше, если бы меня в эти дни не было дома. Я думаю…
— Что ты думаешь?
— Если бы у меня были документы, с которыми я мог бы ездить по стране… Я не знаю, какие… Чтобы меня не задерживала полиция. Я так мало знаю Польшу и всю жизнь мечтал попутешествовать, посмотреть большие города — Варшаву, Лодзь. Я бы уезжал в субботу рано утром и возвращался в воскресенье поздно вечером.
— Замечательно, мой друг! — воскликнул обрадованный Брамберг.
Стефан почувствовал, с каким презрением относится к нему немец, и задохнулся от ненависти. Но ничего! Придет время, и он сполна рассчитается с этой мерзкой тушей. Настанет день, и он избавится от старой личины, как теперь избавился от страха. Казимир вернул ему настоящее удостоверение, но он порвал его, а вместе с ним разорвал оковы трусости и почувствовал себя окончательно свободным. Теперь он всегда предъявлял поддельный документ, с каждым днем обретая непоколебимую уверенность в своем полном освобождении.
Голос немца слышался как бы издалека:
— Я сделаю все необходимое. Ты получишь удостоверение и сможешь беспрепятственно ездить по всей Польше. Кроме того, я дам тебе справку из тайной полиции. Никто не осмелится задержать тебя. Я очень рад, что ты все понимаешь. Мне тоже не особенно приятно появляться здесь в присутствии супруга.
— А не могли бы вы давать мне время от времени табак? — униженно клянчил Стефан. — Или еще что-нибудь, имеющее ценность на черном рынке. Ведь мне надо платить за билеты e за ночлег.
— Да, да, я все сделаю для тебя, — ответил Брамберг.
Перспектива проводить наедине с красавицей Вандой все воскресенья и субботние вечера подействовала на него возбуждающе.
— Идем, — сказал Эрих Ванде, и они заторопились в спальню.
Стефан проводил их взглядом, услышал, как скрипнула сначала четвертая, потом одиннадцатая ступенька лестницы, ведущей наверх, и посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки. Он хитро улыбнулся, довольный достигнутым, и при мысли о том, что происходит в спальне, сплюнул.
Эрих и Ванда стояли у кровати. Немец с чувством собственника обнял хрупкую красавицу.
— Ну и ничтожество твой муженек, дорогая. Не удивительно, что ты полюбила такого сильного парня, как я, — бахвалился Брамберг, от которого разило потом.
— Принеси еще какую-нибудь красивую вещицу, — ластилась к нему Ванда, хотя у нее шкаф и так уже ломился от модной одежды и дорогого белья. На туалетном столике стояли флаконы духов, валялись карандаши для бровей и губная помада из Парижа. Хватало у нее и драгоценностей, отобранных у евреек, замученных в Освенциме.