Молитва о России

Эренбург Илья Григорьевич

Молитва Ивана.

Шелъ Иванъ домой, какъ вышло замиренье, Злой такой «хоть бабу похлестать бы вникомъ, Бабы все костистыя, старыя, Разложить бы на дорожк барышню. Сжечь бы ихъ — свиньи собачьи! И куръ бы прирзать — чего кудахчутъ? Всхъ перебью — никого не останется. Юбки задерете, запоете „Ванечка!“ И зачмъ оставляютъ дтенышей ихнихъ? Я, Иванъ, бы живо — только пикнулъ. И хлебнуть бы винца, холодно, До того дла наши веселыя…» Зашелъ въ чайную. Оретъ граммофонъ, Хоть шибко, да все не о томъ. И говоритъ въ углу одинъ чубастый, Съ шипомъ говоритъ, а слова ласковыя И кому по головк, а кому по зубамъ, И будто онъ ужъ Иванъ, да не Иванъ, Идетъ отъ него паръ густой, а самъ рыжiй, И точно рога подъ шапкой бараньей Шумитъ Иванъ «что ты пыжишься? Никого кром меня не останется! Я намедни генералу въ морду далъ! Не Иванъ я вовсе — генералъ! И какая у меня въ стакан пакость?. И чего ты рыжiй, да рогатый?.. Эй заведи еще псенку! Очень мн у васъ невесело!..» Вышелъ Иванъ. Морозъ, а снга не выпало, И стоитъ земля ничмъ неприкрытая, Крутитъ Ивана, вертитъ, тянетъ. «Чортъ, неужто отъ трехъ стаканчиковъ?..» И видитъ онъ на земл язвы черныя, И длятъ землю и другъ друга за бороды. И давятъ въ сторонк, и пухнутъ съ голоду, А петли не простыя — шелковыя, И баба съ младенцемъ, и шляпка на ней занятная, И какь Ивану въ ноги кинется: «Хлбушка, милосердный батюшка!» А младенецъ ужъ вовсе синенькiй И

хлбъ горитъ, Иванъ за нимъ, Да не взять — глаза стъ дымъ, И сидятъ во дворц юркiе — упаси, Боже! И стнки ножемъ ковыряютъ, да кажутъ рожи, И отъ всхъ заботъ обезъязычили, Только ребятъ по соловьиному кличутъ, дятъ младенцевъ — хорошо молъ отъ порчи, Да не впрокъ, все кряхтятъ и корчатся, И въ церквяхъ завели блудъ по очереди И гд кровь, а гд блевотина, И бгутъ по пятамъ супостаты: «До чего вы, православные, лакомые!» И нтъ ужъ нашей Россеи и тошно ему, И стоитъ онъ Иванъ одинъ-одинешенекъ… Смутился Иванъ — «ишь гады! Все отъ вина — какой тутъ порядокъ! Хоть бы чорть подсобилъ что-ли малость, А то намъ самимъ трудно стало…» А ужъ рядомъ идетъ, и безстыжiй — хвоста не прячетъ, То птухомъ кричитъ, то брешетъ по собачьи, Говоритъ «такъ-то, мой милый Ванечка! Я и книжки читалъ, что книжки — Писанiе, Мы не какъ-нибудь — справедливо, поровну. Вотъ теб баба, вотъ ему, чтобъ не ссорились, Сколько теб десятинъ? Ужъ мы высчитаемъ, да скрпимъ. Будешь съ бабой спать, да соусъ кушать… Что же, давай твою душу! Не вспомнить теб даже Имени Божьяго, Поклоняться будешь нашимъ рожамъ, Вотъ, Иванъ, занесемъ въ резолюцiю!..» Стонетъ Иванъ, хоть бы очнуться!.. И какiя можно слова припомнить? Какъ мамка говорила «Ванюша, ты потихоньку!..» Какъ пичуга къ дождю кричитъ «пиить! пить!» Ишь маленькая, а хочешь жить… Какъ Машка просила «не губи! вдь узнаютъ…» И какъ на сн всю ночь маялась… И какъ лежитъ онъ въ окоп подбитый, И будто волкъ идетъ, а онъ ему «брысь!» И все проситъ «жжетъ… испить бы… Богородица!.. заступись!..» Глядитъ Иванъ одинъ онъ снова. Снгъ только выпалъ — чистый, ровный. Говоритъ «хорошо мн, и ничего не надо, И такая во мн играетъ радость. Пресвятая Богородица! Нищъ и слпъ прозрть Тебя сподобился. Я пойду по селамъ, по полямъ. Золотое сердце, я земл отдамъ. Покровенная! Благодатная! Погляди Ты, на людскую маету Заступись Ты за Россею, свтлымъ платомъ Ты покрой ея хмельную срамоту. Видишь вся она въ жару и правды проситъ, Опознай ее и тихо призови Срокъ придетъ и мы сберемъ колосья Расточенной по мiру любви. Вотъ передъ Тобой лса, поля — Вся великая россiйская земля. Помочь только Ты умешь — Помоги Ты бдной Россеи!..»

Молитва о Дтяхъ.

Господи, въ эти дни Кто о себ молиться сметъ? Покарай насъ гршныхъ и злыхъ! Но дтей… пожалй ихъ!.. Тхъ, что при каждомъ выстл Пугливо другъ къ дружк жмутся, Тхъ, что — такiе голосистые На бульвар играютъ «въ революцiю» Тхъ, что продаютъ вечернiя телеграммы, И страшныя слова выкрикиваютъ, Непонимая отчего мы шатаемся будто пьяные, Заслышавъ ихъ веселое чириканье, Тхъ, что прячутъ подъ подушку плюшевыхъ зврей Чтобъ не обидлъ кто-то, Txъ, что слушаютъ шаги у дверей — «Когда же папа вернется?» Всхъ, всхъ! Боже, безъ нихъ такъ пусто, такъ страшно, И смерть съ нами! Оставь намъ радость нашу, Наше послднее упованiе. Мы забудемъ какъ поетъ ручей веселый, Какъ шумитъ береза, тронутая втромъ — Мы забудемъ Твой голосъ! И не видя дтскихъ глазъ Мы забудемъ какъ звзды блистаютъ ночью, Какъ он гаснутъ въ утренiй часъ — Мы забудемъ Твои очи, И никогда усталый человкъ, Стоя надъ маленькой кроваткой съ сткой Не скажетъ «Господи! Какой свтъ! Какая радость въ моемъ сердц!» Оставь ихъ! ими утшимся — Это наша лсенка маленькая — По ней даже самый гршный Взойдетъ къ теб на небо

У Сухаревой Башни.

Къ Сухаревой Башн въ праздникъ Покрова Собиралась темная Москва. Приходили душегубы съ шлюхами; Изъ ночлежекъ прибгали двки смрадныя, И кряхтли богомолки безпутныя На охальниковъ нжно поглядывая; Безрукiе, безногiе, на колесикахъ Обрубки мяса по камнямъ тащили; Прiодвшись, чинно, будто въ гости, Выступали красноносые могильщики, Играли на гармонник рзвые карманники; Бглые монахи пли «Спаси, Господи!..» Старухи изъ богадльни въ поясъ кланялись, А мальчишки ихъ щипали досыта. Когда часы на башн пробили двнадцать Сталъ народъ вкругъ столба собираться. Къ столбу привязали малаго младенца И былъ онъ бленькiй будто барашекъ, И младенцу кланялись земно, И по очереди вс его допрашивали: «Отчего ты блый такой, да гладкiй? Отчего ты усмхаешься ласково? Видно спишь на мягкой кроватк Пьешь молочко, да съ сахаромъ… Мы люди темные, Беззаконные. Коль гулять начали — Не осуди насъ, батюшка!» Кланялись младенцу и били его шибко — Кто кочергой, кто кнутомъ, кто прутьями желзными, Плевали въ его личико улыбчивое, Нжное тльце на кусочки рзали. Потомъ сказалъ воръ, не простой — главный; «Поучили! довольно! А теперь Господу Богу помолимся За упокой новопреставленнаго…» Вс на землю попадали, заерзали какъ черви, Поползли на брюх: «Заступница Усердная, Онъ насъ попуталъ. Пришли мы и видли — Вонючiй козелъ Вкругъ башни прыгалъ И откуда пришелъ?.. Ради праздника Малость выпили… Господи, пошли на насъ казни Египетскiя! Ржь насъ! бей! жги! Не оставь живого мста! Охъ, отъ бса все… Пресвятая Богородица, помоги!» На столб сидитъ младенецъ, улыбается, И ни одной царапины на тльц нжномъ, И цвтутъ вкругъ него цвты райскiе — Курослпы желтые, синiе подснжники. Воры и разбойники Господа хвалили, Въ цвтник рзвились будто дти, И зацвтали ихъ души умильныя Свтлыми, весенними цвтиками. Богородица, Цвтъ Сладчайшiй Теб поклоняемся! Тихо ночь сошла съ самой башни, Загорлась въ неб звзда. Расходился народъ — кто куда… Охъ, грхи, грхи наши тяжкiе!..

Въ переулк.

Переулокъ. Снгъ скрипитъ. Идутъ обнявшись. Стрляютъ. А имъ все равно. Цлуются, и два облачка у губъ дрожащихъ Сливаются въ одно. Смерть ходитъ разгнванная, Bотъ она! за угломъ! близко! рядомъ! А бдный человкъ обнимаетъ любимую двушку И говоритъ ей такiя старыя слова: «Милая! ненаглядная!» Стрляютъ. Прижимаются другъ къ другу еще тсне. Что для смерти наши преграды? Но даже она не суметъ Разнять эти руки слабыя! Боже! зимой цвтовъ не найти, Малой былинки ни встртить — А вотъ люди могутъ такъ любить На глазахъ у смерти! Можетъ черезъ минуту они закачаются, Будто поскользнувшись на льду, Но также другъ друга нжно обнимая Они къ Теб придутъ. Можетъ въ эти дни надо только молиться, Только плакать тихо… Но, Господи, что не простится Любившимъ?

Моя Молитва.

Утромъ, надъ ворохомъ газетъ, Когда хочется выбжать, закричать прохожимъ: «Нтъ! Послушайте! такъ невозможно!» Днемъ, когда въ город Хоронятъ, поютъ, стрляютъ, Когда я думаю чтобъ понять «я въ Москв, нынче вторникъ, Вотъ дома, магазины, трамваи»… Вечеромъ, когда мы собираемся, споримъ долго, Потомъ сразу замолкаемъ и хочется плакать, Когда такъ неувренно звучитъ голосъ: «До свиданья! до завтра!» Ночью

когда спятъ и не спятъ, и ходятъ на цыпочкахъ, И слушаютъ дыханье ребятъ и молятся, Когда я гляжу на твою карточку, на письма — Все что у меня есть… можетъ не увижу больше… Я молюсь о теб, о всхъ васъ, мои любимые! Если бъ я могъ Заслонить васъ молитвой, какъ птица заслоняетъ крыльями Птенцовъ. Господи, заступись! не дай ихъ въ обиду! Я не знаю — можетъ мы увидимся, Можетъ скажемъ обо всемъ «это было только сонъ!» А можетъ скоро уснемъ… Знаю одно — въ часъ смертный, Когда будетъ смерть въ моемъ сердц Еще живой, уже недвижный, Скажу я — «Господи, спасибо! Ты далъ мн много, много!.. Но оставилъ меня свободнымъ. Ярмо любви я тащилъ и падалъ, Отъ земли ухожу, но я знаю радость. Отъ земли ухожу, но на землю гляжу я, Гд ты, гд вс вы еще любите и тоскуете… Господи, заступись! не дай ихъ въ обиду! Я люблю ихъ! Господи, спасибо!»

Какъ Антипъ за хозяиномъ бгалъ.

Къ ужину Антипъ малость выпилъ И скучно стало Антипу, Говоритъ хозяину «Это не ханжа — одна пакость. Пойду послушаю, что люди болтаютъ, А не то ползу драться.» Пришелъ въ балаганъ. У всхъ морды красныя. Сидятъ барышни, будто въ бан парятся. И какъ выскочитъ одинъ очкастый — Ужъ кричать нетъ силъ, только хрипитъ «товарищи!» И пошелъ на голов плясать. Ахъ ты, мать! ахъ ты, мать! Кубаремъ, да и въ щелку пролзъ, — тоненькiй! А ужъ злой! Вскочилъ Антипъ: «правильно! понялъ я! Тсно мн! мать ихъ! долой!..» Побжалъ домой къ хозяину «Иванъ Васильичъ, я теперь все понимаю, Я тебя нюхалъ давеча — Пахнешь ты чудесно, Ну, а мн не нравится, И вообще тсно мн!.. Что ты смотришь бокомъ На прощанье прислъ бы — Потому прирзать тебя придется, Ничего не подлаешь! Ахъ, Иванъ Васильичъ, Вмст мы жили, Что жили — пили!.. А теперь нельзя! вмст Никакъ не помстимся. Я вдь говорю теб по божески, Плачу я… Ахъ, Иванъ Васильичъ!.. Пойду поточу ножикъ Шея у тебя того — жилистая…» Хозяинъ какъ былъ въ однихъ порточкахъ Вонъ изъ дому, да по Тверской, Антипъ за нимъ — «ишъ чортъ! жить хочетъ! Прыткiй какой!» Просить Иванъ Васильичъ, «Задохся, отпусти меня, миленькiй! Вотъ теб мое слово — Будемъ жить съ тобой вмст, Что плохо пахъ — такъ я запахну по новому, А что тсно — такъ ужъ какъ-нибудь умстимся. Разсуди самъ — разв это правильно? У меня четыре дочери — Не могу я Господу преставиться Въ этакихъ порточкахъ!» Слышать Антипъ не хочетъ. Такъ оба и скачутъ — За заставу, черезъ огороды, въ поле чистое, Глаза у нихъ вылзли будто рачьи, Какъ псы языки повысунули Думаетъ Антипъ — «гд ужъ здсь опохмелиться!.. Жжетъ внутри… Такъ ужъ плохо… Хоть бы залить водицей, А то зря издохнешь» Видитъ рчку, Кричитъ: «Хозяинъ, а, хозяинъ! Мы небось бгаемъ съ вечера, Tenеpь отдохнуть полагается!» Сли подъ кустикъ, Попили воды студеной, Иванъ Васильичъ даже расчувствовался, Антипа по усамъ погладилъ, обнялъ: «Сонъ я видалъ — лежитъ на блюд селедка, А клюетъ ее галка, а у галки подъ хвостомъ кошка — Я ужъ тогда подумалъ, — вотъ какъ! Не къ добру, сонъ, говорю, нехорошiй, Разв я, Антипъ, не понимаю? помирать мн надо, А жить вотъ какъ хочется!» «Правильно хозяинъ — смотри не падай! Далеко не ускачешь ночью! Прирзать все равно придется Мы теперь съ тобой враги!.. Ну, отдохнули, пора и за работу! Ты ужъ впередъ бги!» Долго бгали, ослабли На животы хватаются съ голоду Видятъ яблоню — Яблоки горятъ ярче золота «Стой, хозяинъ! Яблоки гладкiе, сладкiе… Я здсь примощусь, а ты рви съ того края — На всхъ хватитъ! Былъ я давеча въ этомъ цирк. Такъ одинъ объяснилъ — нту такой квартиры, Дома такого, нтъ на земл такого мста, Чтобъ мн Антипу съ тобой, Иванъ Васильичъ, Не было бъ тсно. А то по хорошему жили бы — Самому вдь хочется!.. Ну бги, да подтяни ка порточки!» Бгутъ, видятъ домикъ, маленькiй — сразу не замтишь, Какъ скворешникъ, только птица пролзть и можетъ, А на домик крестикъ, И самъ онъ врод Храма Божьяго, И поютъ не колокола — колокольчики Говоритъ хозяинъ — «зайдемъ помолимся! Нынче воскресенье! Вотъ бгаешь — все забудешь! Ну и времячко!..» Смется Иванъ: «что ты думаешь — вмст Мы въ этой клтк помстимся? Да я одинъ не влзу въ эту скважину — Что я — не влзетъ младенецъ голенькIй. Это церковь не для людей, а такъ кажется Птичья или пчелиная что ли…» Уговорилъ, ползли рядышкомъ, будто братья, И вошли свободно. Антипъ оставилъ ножъ на паперти — Какъ то съ ножемъ неудобно Глядятъ народу тьма-тьмущая, кого только нту? А мста еще больше — стоитъ церковь пустая, И будто ждать уже некого, А народъ все собирается. Вс здсь — воры, дамы, генералы, Шлюхи, мужики, солдаты, дтки малые, А вотъ Ивана Васильича дочки, И отецъ Антипа — приперъ изъ деревни, Чудно очень — Какъ дошелъ, вдь Тамбовской губернiи, Вотъ и очкастый, что ходилъ вверхъ ногами, Стоить тихенькiй, будто вымытый, Низко кланяется, И глаза у него голубиные. Стало Антипу такъ хорошо!.. Херувимская… И точно сердце его таетъ, таетъ, И нтъ внутри ничего, все вынули, Кто-то за него молится, кается… Только слезы текутъ умильныя… «Слушай Иванъ Васильичъ, Какiе мы съ тобой были бдные! А вдь все такъ просто! Довольно! набгались! Мста на всхъ хватитъ, слава Теб, Господи!» Сердца какъ свчи горли, Жаркiя сгорая пли: «Слава теб, наша Церковь, слава! Для всхъ кто вритъ и не вритъ, Для всхъ праведныхъ и неправедныхъ Настежь раскрыты твои двери! Младенца къ теб приносятъ, Церковь! Раскройте двери! Лейся свтъ! Слезы лейтесь! Въ жизнь погружается новое сердце! Плачьте! Надйтесь! И къ теб прибгаетъ разбойникъ дикiй, И машетъ руками, и кланяется земно, Будто тонетъ и хочетъ еще выплыть. Его ты святила когда былъ онъ младенцемъ. Женихъ и невста. Тяжелыя кольца. Крестъ. Тихо плачутъ души раненныя. Въ часъ внчанья слышенъ крыльевъ плескъ — Двухъ птицъ или душъ или ангеловъ? Здсь плачь, молодая вдовица! О эти камни бейся, мать! Свтъ ночью! Обломокъ корабля! Дай укрпиться! Души теряйте — мiръ обртете! Гробъ, и въ послднiй разъ онъ смотритъ… Закройте тсныя двери! Раскройте шире иныя ворота! Врьте — Душа его восходитъ! она высоко! высоко!.. Церковь, къ теб прибгаютъ лютые зври, Зализываютъ раны волки, Отсыпаются псы безпутные, И поютъ жаворонки — такiе веселые Въ майское утро. Землю омой, дождь! прикрой ее, нжный снгъ! Нтъ на земл ни конца, ни смерти, Коль ты открыта для всхъ! для всхъ! Наша великая Церковь! — „Люди вы еще думаете? — Нтъ! Сердце, ты еще бьешься? — Нтъ! Вс думы, все бьенье, весь трепетъ — Въ себя вмстила — одна за всхъ — Я — Церковь!“» Антипъ шепчетъ тихо. «Вотъ и мы просвтлились. Ты думаешь здсь Антипъ? нтъ Антипа. И тебя нетъ, Иванъ Васильичъ! Ни моихъ, ни твоихъ, ни ихнихъ, Ни очкастаго изъ цирка — Но вс мы! А толкомъ Я сказать не сумю… Только пусто въ моемъ сердц И стоитъ оно любовью до верху полное… Милые, пейте!..»

КНИГИ И. ЭРЕНБУРГА

СТИХИ:

Стихи. Парижъ 1910. ц. 50 к. У Вольфа.

Я Живу. С.-Петербургъ. 1911. ц. 1 р. «Общественная Польза».

Одуванчики. Парижъ. 1912. Разошлось.

Будни. Парижъ. 1913. Въ продаж не имется.

Дтское. Парижъ. 1914. Разошлось.

Стихи о Канунахъ. Москва 1916 ц. 1 р. 50 к. У Вольфа.

Повсть о жизни нкой Наденьки 1916. Въ продажу но поступало.

О жилет Семена Дрозда. 1917. Въ продажу не поступало.

Молитва о Россiи. Москва 1918 ц. 2 р. Въ «Сверныхъ Дняхъ».

ПЕРЕВОДЫ:

Франсисъ Жаммъ. Стихи и проза. Москва 1913 ц. 1 р. У Вольфа.

Поэты Францiи (1870–1913 гг.) Парижъ 1914 ц. 1 р. 50 к. У Вольфа.

Франсуа Вiйонъ. Отрывки изъ Большого Завщанiя, баллада и др. стихотворенIя Москва. 1916 «Зерна» ц. 1 р. У Вольфа.

Жакъ де Безье. О трехъ рыцаряхъ и рубах. Повсть ХIII вка. Гравюры И. Лебедева. 1916 «Зерна» ц. 3 р. У Вольфа.

Поэты старой Испанiи (ХII — XVII вка). Готовится.