Молли Блэкуотер. За краем мира
Шрифт:
Вторая ночь прошла далеко не так безмятежно, как первая. Беспокоилась Диана, Волка то и дело вскакивала и урыскивала куда-то в темноту, глухо кряхтел вермедведь. А Молли, стоило ей закрыть глаза, почему-то видела вновь и вновь чёрно-огненную гору посреди загадочных северных лесов и лорда Спенсера в окружении людей в масках, в просторных плащах до пят, приподнятых слева старомодными шпагами, – все они застыли на какой-то лесной опушке, слишком глухой и слишком заснеженной, чтобы считать её городским парком в Норд-Йорке перед Рождеством.
Молли очнулась и только
Ни ёлки, ни подарков, ни радостного ожидания, ни визга братишки, распаковывающего набор оловянных солдатиков, каждый в ладонь величиной. Ни праздничного стола, ни дымящихся тарелок и супниц с утятницами, ни накрахмаленного до твёрдости доски парадного белого фартука Фанни.
Всё погибло, всё сгинуло.
Навечно.
Потому что она, Молли Блэкуотер, оказалась ведьмой. Почему? За что? Что она такого сделала, кому?..
– Ненавижу! Ненавижу тебя! – собрав все силы, завизжала она, потрясая кулаками. – Ненавижу тебя, магия! Будь ты проклята! Всё отняла у меня, всё!..
В спину ударили лапы Волки, опрокинув Молли носом прямо в сугроб, и она немедля подавилась снегом.
– Гррррых! – прорычала вервольфа прямо ей в ухо.
Это было весьма красноречивое «молчи!», но Молли была слишком зла, слишком остро ощущала потерю и сейчас куда ярче, чем наяву, видела гостиную их норд-йоркского дома с весело трещащим камином, с рождественской ёлкой, усыпанной свечами, с блеском бенгальских огней, со сладкими булочками, с пирогом, серебряными ножами и вилками, белоснежной скатертью. Да и всю свою прежнюю жизнь тоже – привычную, уютную, с уроками и каникулами, с чертёжной доской, с чистой, удобной одеждой, с тёплым… тёплым туалетом в доме, ы-ы-ы!..
Молли яростно зарычала в ответ, извернулась, обеими руками вцепившись в мохнатую волчью шею, сдавливая её со всей силой, со всей ненавистью. Магия?.. Вот тебе, вот, вот, вот!
В янтарных волчьих глазах всплыло удивление, безмерное, всепоглощающее. Таньша даже не защищалась, словно не в силах поверить, что такое происходит на самом деле.
Молли сдавила ей горло ещё крепче. Странное, тёмное, гнилое желание убивать, убивать, убивать всех, кто у неё на пути, затопило сознание, погасило волю.
Удар. Ослепительная вспышка боли, и Молли отшвырнуло в сторону. С шипением бросилась на защиту хозяйки Диана, но и её постигла та же участь.
Огромный медведь нависал над девочкой, низко склонив голову и оскалившись. Он рычал, низко, басовито, и в рычании этом тоже была готовность убить.
Только не по собственной прихоти, а защищая сестру.
Могучая лапа протянулась, когти упёрлись Молли под подбородок. Глаза зверя смотрели в упор, и Молли вдруг живо представила, как одним незаметным движением этих когтей голова её мигом отделяется от туловища.
– Хр-ру? – выдохнул вермедведь. Молли почти не сомневалось, что это должно было означать что-то вроде «ну?».
Она обмякла, губы задрожали. Только не реветь, только не реветь, тольконереветьнереветь!
Молли жалобно всхлипнула.
Медведь фыркнул, тихонько, почти виновато. И отвёл когти.
Молли кое-как выбралась из сугроба, шагнула к отряхивающейся Волке. Опустилась перед ней на колени, склонив голову.
– Прости меня, – выдохнула. – Прости, ну, пожалуйста, прости. Я не хотела… не знаю, что на меня нашло… прости, Волка, а? Вульфи…
Губы волка дрогнули, показались зубы, но отнюдь не в злобном оскале. Волка толкнула мордой Моллину ладонь, а потом вдруг лизнула в щёку.
Это было уже слишком.
Молли немедленно обхватила Волку за шею, уткнулась носом в жёсткий, но тёплый мех и разрыдалась уже всерьёз.
Оборотни держали путь на север, не уклоняясь далеко от занятой войсками королевства старой дороги, что вела к перевалу. Она попала под власть Её Величества уже довольно давно, здесь успели проложить рельсы, двупутную дорогу с мостами, станциями, тоннелями, складскими депо и линиями оптического телеграфа. Здесь сновали туда-сюда бронепоезда, проходили эшелоны горных егерей, локомобили тащили поставленную на лыжи артиллерию.
Даже такая любительница принцев, принцесс и всяческого гламура с великосветским обществом, как задавака Кейт Миддлтон, поняла бы, что армия Королевства готовится к наступлению.
Полустанки и разъезды забиты вагонами. Маневровые паровозики выбиваются из сил, составляя порожняк в должный порядок. С платформ паровые краны разгружают тяжёлые гаубицы, посылающие десятидюймовые снаряды за шесть-семь миль, много и новых ромбовидных бронированных ползунов на широких гусеницах.
Армия Королевства словно вдавливала паровым прессом клин в неподатливые горы Rooskies. Молли читала, что зимой из-за обилия снега перевалы считаются непроходимыми, но генералы Её Величества словно бы задались целью доказать обратное.
Чем выше в горы забирались двое оборотней и Молли, тем становилось холоднее и многоснежнее. Леса стали заметно ниже, земля – каменистей, тут и там среди сосен и елей торчали серые скалы, предвестники главного хребта.
Им вновь попадались сгоревшие, разнесённые по брёвнышку останки деревень, что стояли тут до прихода Королевства. Разбросанные по берегам речек и ручьёв, с водяными мельницами, с обширными пастбищами и полями, селения, казались, вырастали из самой этой земли – ровно до тех пор, пока не пришли слуги Её Величества.
Молли старалась об этом не думать, но получалось плохо. Все разорённые деревни засыпал плотный, толстый слой снега, скрывая страшную наготу выгоревших дворов, и Молли понимала, почему Всеслав и Волка привели её к тому бесснежному кругу с огромным гранитным монолитом в середине.
То селение было первым. Шок и боль были таковы, что Rooskies потратили массу сил, устраивая братскую могилу. Они думали, что никогда не уйдут из этих мест, что страшное нагое пятно, охраняемое какими-то тайными лесными силами, останется вечным напоминанием о павших, но они ошиблись.