Молли Блэкуотер. За краем мира
Шрифт:
– Меня презирают, да? – тихонько спросила она, опуская взгляд.
– Ничего подобного! – Волка яростно замотала головой. – Я ж не про тебя! Ты не перебегала к нам, потому что богатства хотела! Норд-Йорк тебя изгонял, как он всех изгоняет, кто к магии способность имеет!
– Они… мои.
– Твои, да, – серьёзно сказала Волка, глядя Молли прямо в глаза. – И потому никто тебя силком у нас держать не станет. Вернёшься, если захочешь. Хотя я буду тебя отговаривать – потому что тебя убьют. Вот и весь сказ. А я… а ты… а ты моя подруга. Хоть и знаем друг друга совсем чуть-чуть.
Молли
– И ты моя подруга, Волка. И я ужасно рада…
– Видишь? – вдруг рассмеялась Волка. – Ты Старшую уже и не боишься. Верно?
– Так это ты чтобы меня отвлечь, получается?! – в шутку возмутилась Молли.
– А то нет! Нам до Старшей ещё дорога дальняя, если трястись станешь – вообще с ней не поладишь, не справишься…
Зимний лес вокруг становился выше и глуше, дорога кончилась – они выбрались на речной лёд. Волка объяснила, что зимой ездят как раз такими путями, ветры сдувают снега, лошадям легко.
– Теперь нам вверх по течению, до самого двора Старшей…
– До дома, ты хотела сказать?
– Она это называет «двор». Ну и все остальные за ней.
Замёрзшая речка становилась всё уже, а деревья – выше. Странные деревья, не сосны и не ели, какие-то подобия дубов, широко раскинувшие, сплетшиеся над руслом ветви с длинными тёмно-зелёными иголками вместо листьев. Становилось всё темнее, хотя зимнее солнце стояло ещё высоко.
Забеспокоилась лошадь. Всеслав долго оглаживал её, успокаивал, угощал чем-то с ладони. Наконец тронулись дальше; присмирела и Волка, как-то не слишком уверенно поглядывая по сторонам.
– Ты чего?
– Да так, – несколько нервно отозвалась Таньша. – Со Старшей никогда не знаешь – она то ли пирогов на стол выставит, то ли решит, что ты набедокурила, и велит на лавку ложиться, прутом по заднице получать…
– А… убежать? – вырвалось у Молли.
Верволка фыркнула.
– От Старшей не убежишь. В своих владениях она кого хочешь заборет и заломает. Да ещё… – Таньша хитро сощурилась, – если она на тебя рассердилась и выпороть решила, главное вопить во всю глотку: «Бабушка, прости дурёху!» и «Ой-ой-ой, не буду больше!». Старшая размякнет, прут бросит, пирогами накормит и что-нибудь новенькое покажет.
– Новенькое?
– Новенькое, ага. Чары новые, которые она сплела. Или научит, как магию повести-повернуть, ну, как ты примерно с ползунами. За такое и прут потерпеть можно.
– А без прута что, никак? – кисло осведомилась Молли.
– Никак, – покачала головой Таньша. – Старшая верит, что любое знание заслужить надо.
– Порку вытерпев?
– Примерно.
Молли скорчила гримаску. Нет, нельзя сказать, что она уж так боялась боли, но… то, что Старшей настолько страшились храбрые до безумия Всеслав и Таньша, говорило само за себя.
Что она могла такого уж учинить с ними? Отхлестать хворостиной? Всеслав принял пулю в бедро и продолжал тащить её, Молли, под взрывами и осколками. Таньша, прикрывая их, едва не сожгла себя, отдав слишком много силы. Они втроём с Предславой Меньшой шли в лобовую атаку на «Геркулес», невзирая на шквальный огонь; это она видела сама. Так чего же им бояться сейчас?
– Таньша, –
Не думать про Старшую, не думать про Старшую, не думать, не думать, не думать…
– Эти-то? Еловые дубы. Или дубовые ели. Называй как хочешь. Мы их зовём kedr [22] .
– Кэдр? – попыталась воспроизвести Молли.
Волка махнула рукой.
– Ну, пусть будет кэдр. Чем дальше от моря, тем их больше, а леса – мрачнее и непроходимее. Но Старшая и без того в такую крепь забралась… впрочем, уже скоро.
И точно – дорога свернула с речного льда, сделалась совсем узкой, едва-едва проехать саням.
22
Разумеется, никакие это не привычные нам P'inus sib'irica, сибирская кедровая сосна или сибирский кедр. Деревья, наблюдаемые Молли, ближе к Cedrus libani, ливанскому кедру, однако растут в холодном климате и куда лучше выдерживают скученность. Одна из особенностей мира после Катаклизма.
– Старшая расчищает, – пояснила Волка в ответ на Моллин немой вопрос. – Не спрашивай меня как; не знаю, никогда не видела. И никто не видел. А дорога всю зиму открыта, несмотря ни на какие снегопады.
Теперь они поднимались в гору, петляли меж крутобокими камнями. Горы придвинулись, здесь они казались куда суровее, отвеснее, скалистее, чем на востоке, подле морского берега.
Молли заметила, что и под деревьями снега стало заметно меньше, воздух потеплел.
– Здесь горячие ключи повсюду. – Таньша откинула капюшон. – Двор Старшей прямо на них и стоит.
– А река почему подо льдом тогда?
– Потому что Старшая всю горячую воду куда-то сама уводит. Опять же, не спрашивай куда.
Дорога, тропа, путь – обогнула последний холм. Громады «кэдров» расступились. Скалистые склоны, напротив, надвинулись, отбрасывая длинные тени.
В их сгущении, под вытянувшимися второй крышей мощными, толстенными ветвями, похожими на обожравшихся удавов с картинок из «Жизни удивительных змей», лежал двор.
Двор Старшей.
Лошадь захрапела, упёрлась.
– Дальше не пойдёт, – вздохнула Таньша. – Старшая запреты-преграды не сняла. Испытывает, верно. Иногда-то она конных к себе пропускает, не спрашивай, откуда только узнаёт… Но, покуда так, лошадь наша ни есть тут не будет, ни пить. На реку надо вернуться, там выпоим. И овса зададим.
– Молли… – Всеслав остановился рядом с девчонками, взгляд смущённый. – Молли… Держаться. Нет – держись. Ты – держись. Мы будем… про тебя думать.
Тут он покраснел ещё гуще, а Таньша, ухмыльнувшись донельзя понимающе – так, что Молли захотелось её немедленно пришибить за намёки, – хлопнула брата по плечу. А потом сама обняла Молли – резко и сильно.